Первоначально со стороны командования войсками на Востоке, казалось, было сделано все, чтобы обеспечить их планомерный вывод. Однако вскоре появились сомнения, что все пройдет гладко. 15 ноября 8-я армия сообщила, что личный состав станции морской авиации в Ревеле частью уничтожил, частью распродал все самолеты и почти все военные материалы и бензин. 10-я армия указывала на участившиеся мятежи населения, усилившееся неповиновение и выступления вооруженных отрядов; Главнокомандующий на Востоке заявлял о необходимости стянуть надежные части к железным дорогам. Он подчинил группе армий «Киев» все находившиеся вдоль магистрали Брест-Литовск – Просткен[34] войска, а также штаб 3-го резервного корпуса[35] и тыловую инспекцию «Буг». Кроме того, 15 ноября он обратился к военному министерству и Верховному Главнокомандованию с просьбой о согласии на развертывание добровольческих формирований. В обосновании этого запроса помимо прочего говорилось:

«Части войск на Востоке состоят из солдат старших возрастов, которые настоятельно просят скорейшей отправки на Родину. Большинство солдат тревожатся о судьбе своих домов и хозяйств, о женах и детях.

Продолжительная оккупация территории, судя по всему, исключена».

С другой стороны, при «постоянно возрастающем бандитизме» он считал необходимыми меры по обеспечению сохранности уже закупленных продуктов сельского хозяйства, которые могли быть использованы как на Родине, так и самими войсками. Поначалу рассматривался вариант занятия старых укрепленных позиций 1917 года и охраны магистралей. Для этой цели нужны были добровольческие части из патриотически настроенных, не отягощенных заботами о доме солдат. Они должны были получить дополнительные льготы, к примеру, двойное жалованье. Большой солдатский совет Ковно согласился. Верховное Главнокомандование одобрило это предложение и ходатайствовало о запрошенных льготах в военном министерстве.

Вместе с тем 18 ноября Ставка, вопреки своему же объявленному ранее решению, высказала пожелание, чтобы ни при каких обстоятельствах поспешно не были сданы те области, где затрагиваются национальные и экономические интересы Германии, т.е. вся территория Обер Оста, а в особенности – Прибалтика и Украина. Таким образом, пока речь шла лишь о частичном оставлении территорий, чтобы высвободить силы для охраны железных дорог и Отечества. Верховное Главнокомандование при этом призывало к соблюдению условий перемирия[36], по которым уход с оккупированной территории увязывался с более поздним, согласованным с Антантой сроком. Также оно добавляло, что, по распоряжению правительства, любой военнослужащий, самовольно оставивший свой пост, подвергает себя риску наказания и лишается всех притязаний на получение довольствия.

Вскоре выяснилось, что это распоряжение исходит из не действующих более предпосылок. Уже 18 ноября Главнокомандующий на Востоке доложил: при недостатке подвижного состава быстрое очищение территорий не предполагается, да и не может быть реализовано. Однако при этом все солдаты старших возрастов, а также эльзас-лотарингцы и уроженцы левого берега Рейна[37] не должны были надолго задерживаться на Востоке. Беспорядки в частях в тылу к этому моменту удалось успокоить, только пообещав постепенную отправку на Родину. Приказам эти войска более не подчинялись.

Признаком дальнейшего разложения, что прежде всего, конечно, относится к Западу и внутренним областям рейха, была телеграмма Ставки от 10 ноября, в которой она предостерегала от «опасного злоупотребления красными знаменами и красными повязками». Под красным флагом дезертировали, крали, грабили, а преступные элементы содействовали наступлению анархии. «Красное знамя и прочие красные знаки различия поэтому должны быть удалены из боевых частей. Противодействие этому должно строго наказываться».

В ориентировке для германского генерала в Финляндии[38] имеется характеризующий тогдашний ход событий фрагмент:

«Там, где солдатские советы выходят за рамки своих полномочий – представительство интересов солдат, они должны быть поставлены на место. Самовольные организации пресекать. Воинские знаки различия должны быть сохранены».

В этих обстоятельствах прусское военное министерство, которое в этой всеобщей суматохе рассматривалось как высшая военная инстанция наряду с Верховным Главнокомандованием[39], решилось на проведение форсированного и одновременного вывода войск со всех оккупированных территорий. 15 ноября оно отдало приказ Верховному Главнокомандованию об отводе «войск за Рейн, а на востоке и юге – за границу рейха». Приписка, обозначавшая цель этих передвижений как исполнение условий перемирия в той части, что касалась Востока, по своей формулировке и сути не получила одобрения Ставки, однако подтвердила меры, вынужденно принятые по обстоятельствам Главнокомандующим на Востоке и группой армий «Киев».

Между тем было заключено предварительное соглашение с поляками по вопросам, связанным с выводом войск на Востоке. Пытаясь защитить себя от большевистской опасности, Главнокомандующий на Востоке 17 ноября потребовал у иностранного ведомства как можно скорее удалить большевистские комиссии[40] и не принимать новые. Следовало считаться с тем, что провокационная большевистская пропаганда будет только нарастать, и ее следствием наверняка станут крупные беспорядки на занятых территориях. Однако даже мятежи в войсках были менее опасны, чем рост популярности большевизма в солдатской среде. Телеграмма заканчивалась характерной фразой, что следует пытаться противостоять пропаганде всеми средствами, а теперь в том числе и при содействии солдатских советов.

Последствия вражеской пропаганды вскоре дали о себе знать. Восточнее Новогрудка в полосе 10-й армии начались крестьянские беспорядки. В Киеве 15 ноября дошло до столкновения студенческой демонстрации и гетманских войск, в ходе которого солдаты застрелили 20 демонстрантов. Антигетманские выступления прошли в других районах Украины, однако германское вмешательство не понадобилось. Украинский полковник Палью[41] вместе со своей дивизией выступил против гетмана и попытался из Конотопа пойти на Киев, но получил от штаба группы армий отказ в праве прохода. У Белгорода была отбита атака одной из банд.

В любом случае не оставалось никаких сомнений, что Советы, посредством войск на Востоке, используют предоставляющуюся возможность содействовать победе их идей в Германии. Об этом первый генерал-квартирмейстер[42] уже 15 ноября телеграфировал правительству рейха:

«Следует с уверенностью ожидать, что Советское правительство с помощью любых средств его хорошо поставленной пропаганды будет стремиться привести к власти приемлемое для него радикальное течение и перенести красный террор в Германию. Требуется обсудить с Главнокомандующим на Востоке необходимые контрмеры».

Верховное Главнокомандование полагало опасность нападения большевиков столь реальной, что радиограммой запросило у маршала Фоша посылку военных судов и занятие балтийских и черноморских портов.

Дальнейшее развитие событий довольно быстро показало, что эти опасения были оправданны, но также стало ясно, что Антанта и не думает защищать своими силами общее дело народов Европы против угрожающей им всем большевистской опасности. Она с удовольствием переложила эту задачу на плечи побежденных немцев и остатков дотоле союзных ей русских войск.

Очень скоро ко всем этим трудностям добавилось и вполне понятное беспокойство личного состава, что из-за протяженности и ненадежности коммуникаций они больше никогда не увидят Родину либо опоздают к распределению рабочих мест. Предстоящая зима пробудила неясные воспоминания о судьбе наполеоновской армии 1812 года, хотя следовало по меньшей мере признать, что ситуация, в особенности вследствие улучшения путей сообщения с того времени, изменилась коренным образом, и не забывать, что во избежание подобной катастрофы требовались прежде всего порядок и сплоченность, а не беспорядочное стремление домой. Вместо этого в частях нарастали настроения, сводившиеся к одной-единственной мысли в мозгу: «Домой любой ценой!». То, что при необдуманной реализации этого лозунга солдаты на постах в тылу поставят в тяжелейшую ситуацию находящихся дальше – на фронте – товарищей, оказалось одинаково неважно как бойцам на Востоке, так и тыловикам на Западе. Даже готовность выполнять самые необходимые работы, несмотря на большую прибавку к жалованью, исчезла в одночасье, что в первую очередь должно было сказаться как раз на мерах по спасению еще не вывезенных, остающихся на оккупированных территориях запасов. Участились случаи, когда охрана фактически позволяла бежать военнопленным, назначенным на работы.