Роберт, Джеймс, Мэри и я были на шлюпочной палубе, когда около одиннадцати часов появился Чарльз. Я отчаянно обрадовалась ему, но постаралась особенно этого не показывать. Чарльз тепло улыбнулся мне, и я сидела рядом с ним, но мы были не одни.

До вечера мне обязательно нужно было поговорить с Чарльзом наедине. Я не могла больше хранить свою тайну; мне хотелось разделить ее с кем-то. И мне нужна была его помощь. Я снова повторила про себя всю историю, останавливаясь на наиболее важных моментах. Я должна была убедить его.

Я как раз выходила из столовой, когда ко мне подошел помощник эконома — молодой, красивый и очень приятный мужчина. Он хорошо говорил по-английски.

— Мисс Форест, я собираю группу желающих осмотреть кухни и кладовые сегодня днем. Я уверен, вас это заинтересует. У вас будет возможность увидеть, так сказать, изнанку нашей жизни.

Если мне чего-нибудь и хотелось, то уж никак не осматривать кухни и кладовые. Мне хотелось быть рядом с Чарльзом и при первой возможности поговорить с ним. Однако приходилось продолжать притворяться, будто я наслаждаюсь круизом.

— О, благодарю вас, — ответила я.

— В три часа здесь, в столовой, — резюмировал он.

До трех мы все сидели на балконе, любуясь Липарскими островами. Ближайшие к нам были высокими и каменистыми, те, что подальше, казались светло-голубыми на темно-голубом фоне моря. По левому борту терялись в безоблачном небе остроконечные вершины гор Сицилии. Идиллическая, восхитительная картина — и как же мне хотелось по-настоящему быть счастливой! Как хотелось мне, чтобы все ушли и оставили меня с Чарльзом наедине. Я уверена была, что он тоже этого хотел. Мы не однажды обменялись с ним взглядами. Какая жалость, что он пока ограничен в передвижении.

Солнце жгло мне руки и спину, и страшно неохота было вставать и куда-то идти.

— Куда это ты собралась? — спросил Роберт.

— Помощник эконома собирается показать нам кладовые, — пояснила я.

— О, я уже ходила на днях, — сообщила Мэри. — Это не слишком занимательно. Предпочитаю загорать. Кому интересно смотреть на этот продуктовый развал там внизу? Лучше оденься потеплее. Кондиционеров там нет и местами не продохнуть, но в некоторых помещениях, где они хранят мясо и овощи, жуткая холодрыга, около нуля.

Я спустилась в каюту и надела юбку и свитер прямо поверх купальника. А потом поспешила вниз, в столовую. Мне просто хотелось скорее покончить с этим.

Все уже ждали меня, и я испытала неприятное потрясение, потому что с помощником эконома разговаривал Эдвард Верритон. Я сразу развернулась и попробовала улизнуть, но было слишком поздно.

— О, вот, наконец, и Джоанна! — воскликнул он. — Это замечательно интересно, знаете ли. Я раньше бывал, хотя и не на этом пароходе.

Он обращался ко мне с простодушным дружелюбием, и я попробовала сказать что-нибудь девически наивное в ответ, но мне с трудом удалось выдавить из себя несколько слов. Мы миновали вращающиеся двери и оказались в огромной кухне. С нами были миссис Дейн, Пегги Стерлинг, madame Helot и еще несколько неизвестных мне мужчин.

— Мы осмотрим кухню на обратном пути, — сказал помощник эконома, вводя нас всех в огромный лифт, имевший весьма отдаленное сходство с теми элегантными лифтами, которыми пользовались обычно пассажиры. Мы попали в совершенно иной мир.

В мрачном коридоре внизу нас встретил кладовщик. Он не говорил по-английски, но помощник эконома нам все переводил. Мы прошли через несколько кладовых, где стояли стеллажи, заставленные неимоверным количеством бидонов, коробок и мешков. Сотни банок кофе, пачек печенья и всех видов продовольствия. Часто нам приходилось идти гуськом, пробираясь по узким проходам, иногда попадались массивные двери. Я все время старалась, чтобы между мной и Эдвардом Верритоном оказывалось как можно больше людей.

Все выглядели заинтересованными и задавали вопросы, но я не испытывала ничего, кроме отвращения. Мне было тесно здесь, мной овладело чувство какой-то подавленности, больше всего я хотела сейчас оказаться наверху и снова ощутить дуновение свежего морского ветра. Но уйти не было никакой возможности. Я просто сгину в этом жутком и зачастую плохо освещенном лабиринте. Кто бы мог подумать, что на пароходе есть такое обширное пространство, абсолютно недоступное для большинства пассажиров?

Мэри сказала правду, в одних местах было страшно холодно, а в других слишком жарко. Я тащилась вперед, мечтая, чтобы все поскорее кончилось.