Я снова думаю о ее предсмертной воле, об этом последнем демарше, которого она ждала от меня, и это требование показывает, до какой степени она была привязана к нему, несмотря на разгульную жизнь, которую вела между визитами, – а в тюрьму ездила обычно в платочке и юбке ниже колен. Я злюсь на нее за то, что она думала, будто от ее инсульта я растаю и ступлю наконец на путь снисходительности. Вот, значит, какого мнения она была обо мне?

Я получаю сообщение от Робера. Перезваниваю ему.

– Алло, Робер? Я как раз собиралась тебе звонить. Да, насчет завтра, нельзя ли отложить? Представь, я ходить не могу…

– Это ничего, что ты не можешь ходить, – отвечает он, – мы ведь не на прогулку собираемся.

Я теряю дар речи перед этой неумолимой логикой.

На наше свидание я прихожу не в самом лучшем расположении духа. Он уже лег – мне кажется, что волоски у него на груди еще больше поседели с нашего последнего перепихона, в ходе которого эта деталь бросилась мне в глаза и совершенно пришибла на секунду.

– Как бы то ни было, не проси у меня ничего сложного, Робер. Как видишь сам и как я тебе уже говорила, я не буду плясать и прыгать. Тем более что у нас с Анной был тяжелый день. Ты же понимаешь, праздники закончились.

Я кладу палку и начинаю раздеваться.

– Как подумаю, Робер, какими методами ты заставляешь меня спать с тобой, просто теряюсь. Только потом не жалуйся. Когда мало что останется от моего уважения к тебе, не приходи ко мне плакаться, понял?

Я отворачиваюсь, когда он пытается поцеловать меня в губы, и лежу, как неживая кукла. На улице уже темно, и комната освещена только городскими огнями. Я всегда знала, что однажды пожалею о том, что отдалась ему, и вот, говорю я себе, готово дело, и думаю о работе, которую принесла домой и над которой должна была бы сидеть сейчас, ни на что не отвлекаясь, мне предстоит горбатиться добрую часть ночи и не будет времени даже поесть.

– Расслабься, – говорит он мне.

– Я не автомат, Робер. У меня нет кнопки, которую достаточно нажать.

Теперь его очередь. Через минуту я начинаю задаваться вопросом, зачем мне такие сложности, когда Робер здесь, он умеет обращаться с моим телом и, похоже, в здравом рассудке. Но ответа у меня нет.

Я пытаюсь не слишком выказывать полученное от него удовольствие, не забывая, в каких условиях он мне его доставляет. Это нелегко. Я его всему научила, он оказался хорошим учеником. Я стискиваю зубы – губы стараюсь не кусать.

Закончив, мы заказываем два джин-тоника. Я встаю и, прихрамывая, направляюсь в ванную. Беру гель для душа с ромашкой и намыливаюсь вся – хранить на себе чей-то запах я всегда терпеть не могла.

Он входит, чтобы причесаться. Он голый. Рассматривает себя в зеркале.

– Ты была великолепна, – говорит он мне.

В первый момент я думаю, что он шутит, ведь я лежала совершенно неподвижно, пока он исполнял на мне свое родео, но он более чем серьезен.

– Ты доставила мне совершенно особые ощущения, – продолжает он. – Как тебе это в голову пришло – прикинутьс трупом?

Я некоторое время смотрю на него, не отвечая.