Второй пикап, следовавший за ними, в город заезжать не стал.
Примерно за квартал до «Райт прайс» Джим Крэнвел свернул на стоянку перед маленьким мебельным магазином. Остановил машину, выключил фары, затем взмахнул пистолетом и сказал:
— Слушай меня, адвокат Уэйд. Я не виню тебя за то, что случилось с Майклом. Но ты виноват в том, что произошло с нами. Ты подонок, ты и понятия не имеешь, сколько несчастья принес нашей семье.
Мимо проехала какая-то машина, и Крэнвел на мгновение опустил ствол. А затем продолжил:
— Можешь вызвать полицейских, настоять на моем аресте. Меня посадят в тюрьму и все такое прочее, хотя я не уверен, много ли свидетелей обвинения у тебя найдется. Да, ты можешь устроить мне все эти неприятности, но не забывай: мои ребята всегда наготове. Один неверный шаг — и ты сразу об этом пожалеешь.
— Я не сделаю ничего, обещаю! Просто отпустите меня, и все.
— Да твои обещания гроша ломаного не стоят. Ладно, теперь можешь идти, Уэйд. Ступай домой, а утром приходи в свою контору. Возвращайся к работе. Ищи себе новые жертвы, маленьких людей, которых сможешь облапошить и уничтожить. Мы с тобой заключаем перемирие, и продлится оно до смерти Майкла.
— А потом что?
Крэнвел улыбнулся и прицелился в него.
— Давай, Уэйд. Открывай дверь. Вали отсюда и оставь нас в покое!
Стэнли колебался — впрочем, совсем недолго. И вскоре уже торопливо шагал по улице. Свернул за угол, увидел в темноте вывеску магазина «Райт прайс». Ему хотелось побежать сломя голову, но он сдержался. Да и ничьих шагов позади слышно не было. Он обернулся — Крэнвел исчез.
Устремившись к своей машине, Стэнли ломал голову над тем, что скажет жене. Следовало придумать какую-то историю, объясняющую почти двухчасовое опоздание. И история эта, несомненно, будет ложью от начала до конца.
«Тихая гавань»
Дом престарелых «Тихая гавань» находился всего в нескольких милях от окраины Клэнтона — сначала вперед по главной дороге, затем свернуть на север. Располагался он в тенистой долине и не был виден проезжавшим мимо автомобилистам. Жизнь в домах вблизи скоростной автомагистрали всегда чревата опасностями. Знаю это по собственному опыту, потому что как раз работал в «Райских вратах», что недалеко от Виксбурга, когда мистер Альберт Ватсон пошел погулять, оказался на четырехполосной автомагистрали и был насмерть сбит бензовозом. Этот девяносточетырехлетний старик был моим любимчиком. Я присутствовал на его похоронах. Затем последовало судебное разбирательство, но я в нем не участвовал. Старики часто шляются где попало. Некоторые хотят сбежать, но это им никогда не удается. И лично я не виню их за такие попытки.
На первый взгляд приют «Тихая гавань» показался мне типичным для шестидесятых годов прошлого века кирпичным строением с плоской крышей и мало чем отличался от небольшой и чистенькой тюрьмы. В такие заведения отправляли пожилых людей доживать остаток дней в тишине и покое. Прежде подобные дома называли частными лечебницами и приютами, но затем название осовременилось, появились даже целые деревни престарелых, центры по реабилитации и прочие подобные дурацкие названия. «Мама находится в реабилитационном центре» — ну конечно, это звучит куда благозвучнее и куда более цивилизованно, нежели «мы упекли нашу мамашу в приют». Сама мамаша находится все там же; просто название заведения звучит приличнее по мнению всех, кроме этой самой мамаши.
Впрочем, как ни назови, но дома эти производят угнетающее впечатление. Тем не менее они — моя территория, мое призвание, даже миссия, а потому всякий раз, видя очередной дом престарелых, я испытываю радостное возбуждение от осознания перспектив.
Я припарковал свой старенький «фольксваген-жук» на маленькой и совершенно пустой стоянке у ворот, надел очки в черной оправе в стиле пятидесятых, поправил галстук с широким узлом — никаких там пиджаков или курток — и выбрался из машины. У входа, на веранде, крытой листовым железом, сидели с полдюжины моих новых друзей. Они расположились в плетеных креслах-качалках и смотрели в никуда. Я улыбнулся, и кивнул, и сказал «привет», но только двое как-то отреагировали. Вошел внутрь, и в нос ударил знакомый густой гнилостный запах антисептиков, которым всегда буквально пропитаны холлы и стены подобных заведений. Я прошел прямо в приемную и представился цветущей молодой женщине в униформе медсестры. Она сидела за стойкой и перебирала стопку бумаг, слишком поглощенная этим занятием, чтобы заметить меня.
— У меня назначена встреча на десять. С мисс Уилмой Дрел, — робко произнес я.
Она оглядела меня с головы до ног. Судя по всему, увиденное ей не понравилось — улыбки на лице не возникло.
— Ваше имя? — осведомилась она. Ее имя было Труди, если верить пластиковому бейджу, приколотому над объемистой левой грудью. Стало быть, Труди. Что ж, она может стать номером один в моем новом списке самых дерьмовых людей.