— Он приносил присягу. Я — нет, — торопливо выпалил Стэнли.

Крэнвел усмехнулся:

— Что ж, для начала неплохо. Он твой клиент. Это ведь ты подвел его под присягу?

— Да.

— И прежде чем он начал приносить эту самую присягу, ты наверняка помогал ему подготовиться к встрече с присяжными, так?

— Это обязанность каждого адвоката.

— Спасибо за уточнение. Итак, адвокаты обязаны подготовить клиента ко лжи. — Это не был вопрос, а потому Стэнли возражать не стал. Крэнвел перелистал еще несколько страниц. — Вот вам прекрасный образчик вранья доктора Трейна; по крайней мере по мнению нашего медицинского эксперта. А он, надо сказать, порядочный человек, до сих пор занимается своим делом, лицензий не терял. Не алкоголик, не наркоман. И не убегал из штата. Помнишь его, Уэйд?

— Да.

— Доктор Паркин, прекрасный человек. А ты напал на него как дикий зверь, терзал на глазах присяжных, а когда сел, так с довольным видом улыбался. Жалкий ублюдок! Помнишь, как это было, Бекки?

— Конечно, помню, — ответила миссис Крэнвел.

— Вот что доктор Паркин говорил о вашем замечательном Трейне. Тот якобы не смог поставить правильный диагноз, не понял, что у Бекки начались схватки, когда ее привезли в больницу, и отправил домой. Он не должен был отправлять ее домой, где она пролежала часа три, прежде чем ее снова доставили в больницу. А сам Трейн спокойненько уехал домой и лег спать. Отказал он ей в помощи по той причине, что неправильно определил положение плода на мониторе, когда Бекки первый раз привезли в больницу. Ну и когда доктора снова вызвали туда, он вводил ей питоцин на протяжении нескольких часов, а все из-за того, что неправильно определил положение плода. В то время как на мониторе было отчетливо видно, что Майкл в опасности. Он приказал вводить питоцин, а это средство приводит к избыточной активности мышц матки и слишком сильному их сокращению. Затем он пытался извлечь плод, применяя вакуум, и сделал это неправильно, потом, наконец, решил прибегнуть к кесареву сечению — через три часа после того, как следовало сделать это. В итоге — асфиксия и гипоксия плода. И этой самой асфиксии и гипоксии можно было бы избежать, если бы он вовремя и правильно сделал кесарево сечение. Что-нибудь об этом помнишь, адвокат Уэйд?

— Да, помню.

— Тогда, наверное, ты помнишь, как говорил присяжным — ведь ты у нас адвокат опытный, можно сказать, блестящий, аккуратен с фактами… Так вот, ты говорил присяжным, что все это неправда, что доктор Трейн — выдающийся профессионал, знаток своего дела, что он не допустил ни единой ошибки, ну и так далее, ля-ля-ля?

— Это что, вопрос, мистер Крэнвел?

— Нет. А как насчет этого? В заключительном слове ты говорил присяжным, что доктор Трейн лучший из врачей, которых ты только знал, что он настоящая звезда, наша гордость, истинный лидер, человек, которому можно доверить самое дорогое — здоровье своей семьи. Что он величайший диагност всех времен и народов и жители округа Форд просто обязаны защитить его от несправедливых нападок. Было это или нет, адвокат Уэйд?

— Восемь лет прошло. Честное слово, не помню.

— Тогда заглянем на страницу 1574, том пятый. — Крэнвел вытащил из папки бумаги, перелистал страницы. — Хочешь прочесть свое блистательное выступление, адвокат Уэйд? Вот, тут все, слово в слово. Сколько раз я их перечитывал! Ложь говорит сама за себя. Читай! — И он сунул листки к носу Стэнли, но тот лишь покачал головой и отвернулся.

Возможно, от шума, громких возгласов, царившего в комнате напряжения или же в результате неких внутренних и недоступных пока нашему пониманию причин, но Майкл вдруг ожил. Сильнейшая судорога скрутила изуродованное тельце от головы до пят, и через секунду он бешено забился на кровати. Бекки, не говоря ни слова, подскочила к нему, не растерялась, наученная горьким опытом. Джим на какое-то время забыл об адвокате Уэйде и тоже шагнул к кровати, которая скрипела и содрогалась, пружины, металлические и прочие детали ходили ходуном. Откуда-то из тени материализовался Дойл. И вот все трое Крэнвелов занялись Майклом и его приступом. Бекки бормотала слова утешения, нежно сжимала запястья сына. Джим сунул несчастному в рот пластину из мягкой резины. Дойл вытирал голову брату мокрым полотенцем и тихо бормотал:

— Ладно, братишка, все хорошо.

Стэнли наблюдал за этой сценой сколько мог, потом опустил голову, закрыл лицо руками и принялся изучать свои ноги. Четверо мужчин слева от него точно окаменели, стояли как стражники, и Стэнли решил, что им не раз доводилось бывать свидетелями подобных приступов. В комнате становилось все жарче, шея у него снова вспотела. Уже не в первый раз за это время он подумал о жене. Он опаздывал уже больше чем на час. Интересно, чем она занимается? Наверное, дремлет на диване, где провела последние четыре дня, пытаясь победить грипп сном, соками и пригоршнями разных таблеток. Да, есть шанс, что она вырубилась и не заметила, что он опаздывает к ужину, если это вообще можно назвать опозданием.