– Товарищ капитан, что случилось?

Патруль, передав меня, покинул здание, у них свои дела, так что слушали нас только старшина и те трое, что сидели в коридоре на лавке.

– Принял бой утром двадцать второго июня в Брестской крепости, в составе Шестой стрелковой дивизии РККА, весь день держали оборону. Я сначала корректировал огонь орудий, а как снаряды закончились, командовал резервом дивизии, отбивали захваченные немцами позиции. Несколько раз сходились в рукопашную. Вы видите результат этих действий. В ночь на двадцать третье дивизия пошла на прорыв, получив приказ, а я с горсткой добровольцев остался прикрывать. Чуть позже вырвался, бойцы в ночных схватках в крепости погибли. Вчера днём вышел на поле, где наш самолёт стоял. Там лётчик его ремонтировал. На него местные бандиты напали, вооружённые, с повязками на рукавах. Девять было, на двух телегах. Уничтожил их. Потратил все патроны, даже пистолет пустой. А у бандитов только наганы, и тоже с патронами не густо. Вот револьвер, четыре патрона всего. Лётчик отремонтировал машину, и подкинул меня до вас. Он в эту сторону летел. А так как с двадцать первого июня нахожусь в лечебном отпуске, в крепости я как доброволец воевал. Раз сюда попал, то решил пока в санатории полечиться. Вы можете мне выдать направление в какой санаторий?

– Думаю, да. Правда, вам чуть позже придётся пройти опрос.

– Пройдём.

– Оружие надо будет сдать.

– Забудьте. Этот автомат мне не раз жизнь спасал, я из него больше сотни немецких солдат уничтожил. Тем более это трофей, снял с тела немецкого унтера. Кстати, где патронами можно разжиться?

– Со склада комендатуры, думаю, но тут разрешение коменданта нужно.

– Договоримся.

– А что за травмы у вас?

– Рана на виске, – сняв фуражку, я показал пальцем на неё. – Бандиты обстреляли три недели назад на дороге. Результат – полная потеря памяти. Ничего не помню до нападения. Был начальником штаба гаубичного полка, проверили, штабную работу не помню, а в крепости корректировал хорошо, комдив очень доволен, выбил изрядно пушек германских, снизив накал огня по крепости.

– О-о-о.

Дежурному я подарил кобуру с пистолетом «Парабеллум», патронов немного, так что тот, расспрашивая о боях в крепости, как там всё проходило, оформил меня в учётном журнале, даже созвонился с одним санаторием, тот военных принимал, меня берут, так что на машине комендатуры, это был легковой «фаэтон», доставили в санаторий. Там охая, санитарки приняли форму с нательным бельём. Да всё забрали, выдав больничную пижаму, пообещав постирать и зашить. Оружие пока в палату – мне одиночную выделили, генеральскую – а врачи осмотрели меня обнажённого. Всё тело в синяках. На руке след укуса, грязным бантом замотанный.

– Это в рукопашной, немецкий солдат вцепился. Я ему потом череп раздробил прикладом автомата, – пояснил я трём врачам, что сняли бинт, изучая укус.

– Хорошо вцепился, до кости прокусил, – сказала мой лечащий врач, Людмила Васильевна, её назначили. Той лет сорок было.

Опросили меня, об амнезии в курсе, пообещали вылечить, пока же обработали укус, даже четыре шва наложили, и в палату. Там санитарка обмыла меня тряпицами. Дальше пошли посетители, я как раз автомат чистил, сидя за столом, работники санатория заглядывали, наблюдали как я это делаю. Сотрудник госбезопасности довольно подробно опрашивал меня, я особо и не скрывал, как всё проходило, сообщая данные командиров и бойцов. Кстати, именно ему и сдал три десятка красноармейских книжиц и шесть командирских удостоверений, поведав, что собрал с тел, перед тем, как крепость покинул, так что тот обещал оформить их как погибших, семьи известят, я свидетельствовал об этом. А наган и пистолет-пулемёт пришлось всё же сдать, по описи. Личное оружие, пистолет ТТ, забрали на склад, как и форму, когда её сдавал. Чуть позже мне пистолет принесли, я его чисткой занялся, он не чищен был, когда меня посетили сначала военный комендант Сочи, с помощником, опросили, и ушли, потом делегация из Политуправления, из разных структур, и редакции армейской газеты, тут тоже опросили, я дал интервью. Военный корреспондент, узнав, что у меня есть фотоаппарат и я вёл съемку боёв, чуть кипятком не писал, но я пообещал готовые снимки завтра утром, мол, они не у меня, ночью проявят плёнку. Так до вечера и ходили ко мне, даже была дружина пионеров, которые взяли на себя обязательство заботится обо мне. М-да, кажется я переборщил, уже весь город знал, кто я такой, и где воевал. Это только слухи, а что будет, когда газета выйдет?

Ночью я незаметно покинул палату, на пустом берегу, в летающем доме, делал снимки с экрана планшета. Качество высокое должно быть. Я выбирал кадры со мной впереди. А записи были с дрона-разведчика. Немало нашёл моментов, где довольно неплохо выглядел, правда, чуть сверху выходили снимки, но скажу, что снимали бойцы с верхних этажей казарм. Должно пройти. Почти три десятка снимков вышло, вся плёнка ушла. Разные снимки, не только со мной, горевшая казарма, которую через окна покидали бойцы, двойная лава встречной рукопашной, где уже столкнулись наши, кое-как одетые и вооружённые чем придётся, бойцы против немецких солдат. Качественный снимок, прям дух захватывает, от снимка шла ярость, злость и смерть, всё это ощущалась отчётливо. Потом работа штаба дивизии, тут оба полковника, ну и комиссар Фомин. Четыре снимка, где шли рукопашные. Один во внутреннем дворике у церкви. Отличный кадр. Все их распечатал, нужное оборудование и реагенты в наличии имелись, высушил и вернулся. Вскоре уснул на своей койке, так что когда утром военный корреспондент появился, в девять часов, как и договорились, передал снимки. Тот был в восторге и обещал первую полосу «Известий», тут для такой газеты отличный материал, а он с ней сотрудничает. Ну а я лечился.

Ходоков было немало, пионеры дежурили по двое, бегали по мелким поручениям. А так из-за посетителей отдых, на который очень надеялся, выходил смазанным. Устал от них, попросил лечащего врача прекратить посещения, что та и сделала, мол, мне нужен покой. А тут газета вышла, где на первой станице на развороте большое фото со мной. Дрон снял так, что лицо было хорошо видно, фуражка на голове, чёрная лента подбородочного ремешка на щеках, из ППД, что плевался огнём, казалось, как будто в саму камеру стреляю. За мной было видно трёх бойцов с ручными пулемётами, что открыв рты в крике, также стреляли, пламя видно из стволов. Да, те за мной шли и лупили по скоплениям солдат противника. Вот этот снимок и вставили в статью, плюс ещё шесть снимков, но мельче размером, дав описание и моё интервью. Так что после этой статьи ходоков стало куда больше. А я ещё отходил после рейда в прошлом мире, там действительно перенапрягся, мне отдых нужен. Да в принципе отдохнул, но решил пока ещё отдохнуть, вот так, в санатории. И между прочим, хорошо отдыхал, трижды купался в море, вода вполне терпима. Даже соблазнил молодую медсестру, симпатичная, правда, замужем, но это никак не мешало нам днём незаметно уединяться в разных местах. Да и муж так себе, раз та легко пошла на интрижку.

Тут стоит сказать о моих наложницах. Облик-то я сменил, и как теперь с ними быть? Я лично избавляться от них не хотел, по своему вкусу подбирал и терять возможность иметь любовниц и качественный секс в любое время по желанию, так же не желал. Говорить, что я тот же их хозяин, просто внешность другая? Не выйдет. Тем более, я теперь и немецкий знаю, пару раз переводчиком в крепости выступал, допрашивая пленных. Поэтому, когда летающий дом привёл в порядок, и обживал, достал близняшек своих грудастых, объяснил, что их прошлый хозяин погиб, и я как его наследник теперь ими владею. Я наполовину немец, по матери, наполовину русский. Ну и устроил тройничок, пока те осмысливали услышанное. Других не доставал, да и женской ласки уже хотелось, сколько дней без неё. Почти две недели. Да, я активно пользовался наложницами до того, как в госпиталь Кобрина попал. Я же говорю, у меня качественный и регулярный секс был. А с чего мне от него отказываться? Я их для чего собирал, просто держать девчат в хранилище? А то что хозяин другой, это близняшки видели, тут и тело другое, и размер инструмента, а он чуть больше, и запах пота. Так что по два захода с ними сделал. И ночевал в постели с ними же, и утром по одному заходу. Так что близняшки всё, приняли мой облик, по-моему, даже рады были, что немец, пусть и наполовину, их хозяин и понимает их, трещали без умолку, теперь ещё четверых девчат познакомить с новым собой, и порядок. Может и не просто будет, мне показалась, что та блондинка, врач, в меня влюбилась. Мы, мужчины, вообще дуб-дубом, намёки и знаки не видим и не понимаем, но та как-то уж блестя глазами со мной была, и очень нежной. Не знаю. Ну а медсестра в санатории, это для разнообразия.

Что по статье, в первый день взяли интервью, на следующий и снимки передал, но вышла статья через пять дней, как я в санатории появился, всё же типография в Москве, всесоюзная газета, а к нам на восьмой день доставили. Так что я ещё неплохо отдыхал. Только на девятый день прибыл посыльный из комендатуры. В общем, закончилось моё лечение, официально отзывают, да ещё в Москву. А статья сильная. Я ведь давал описание и данные тех бойцов, что со мной были на том большом снимке на развороте, бойцы с ручными пулемётами. При описании фото указано, что слева, это красноармеец Засулич из Одинцова, погиб в этой схватке через три минуты после того, как сделан снимок. В центре младший сержант Любимов из Казани, погибнет через два часа в другом штурме. Справа красноармеец Тарасов из Архангельской области, погибнет при прорыве из крепости. Там случайный снаряд накрыл замыкающих. Ну и то, что все снимки предоставлены мной, тоже указано. Также я не скрывал, что комдив подписал наградные на меня, на Героя, дав описание, за что. Это не тешил тщеславие или эго, просто не скрывал, а там как-то ниточку потянули, и вот всё открылось. Да и забавляло меня, как местные со мной носятся, так что просто не скрывал, вот и прогремел неожиданно по всему Союзу.