– Благодаря агентурным сведениям, удалось узнать о вражеском агенте. Единственная информация, что тот впал в кому, причины неизвестны. Я бы хотел выяснить по медсанбатам и госпиталям, кто из ваших пациентов находится в коме.
– На это потребуется часа два, нужно обзвонить все подразделения и поднять архивы.
– Действуйте, время пока есть.
К нам особист заглянул местный, поручкались и пообщались как коллеги. Сказал, что имею закрытое задание, сообщить о нём не могу, но местные военнослужащие помогают, спасибо им за это. Тут проблем нет, так что тот покивал и ушёл. Пока бригврач, подняв своих сотрудников и посадив на телефоны, выполнял мою просьбу, покинул здание штаба и, поглядывая на группки тут и там куривших командиров, подошёл к одной, где особист был. Это после совещания с командармом те приходили в себя. Ор я и в коридоре слышал, но кто орал, не понял, вроде не командующий. Он тут же стоял, курил нервно, явно и его песочили.
– Пока я тут, солью тебе некоторую информацию. От агентуры получил. Вообще, до вашего отдела должны довести общим числом, но мало ли не дойдёт.
– Отойдём? – уточнил начальник Особого отдела армии в звании старшего батальонного комиссара, что соответствует моему званию, три шпалы в петлицах. Тот стоял в группе с командармом и двумя командирами в звании полковников.
– Да в принципе не секретно. В общем, война начнётся, двадцать второго июня. Тут и самый длинный день в году, и воскресенье, у начсостава выходные, при нападении подразделения будут дезориентированы, сопротивления не окажут без грамотного командования. Это дела армейцев, честно говоря, пусть сами выкручиваются, тут я тебе не об этом, за несколько часов до начала войны, в Брест с той стороны войдёт эшелон, вроде со станками, а на самом деле грузовые вагоны будут забиты диверсантами. Три сотни, в нашей форме бойцов НКВД. На створках печати, всё как положено. Эшелон на запасной путь отгонят. У тех задача обеспечить захват города, до начала войны покинут вагоны, ночью, в основном их интерес – важные объекты. Охрана эшелона скрытая, тоже в нашей форме. Будут чистить от случайных свидетелей. А это уже твоя работа, принять этот троянский эшелон.
Слушали меня внимательно, тут только армейцы были, политработники в другой группе, никто не прерывал меня с криком, что войны не будет, это провокация, а я паникёр. Ну до такого вряд ли дойдёт, но я только слышал от других, какая тут вакханалия шла с запретом отвечать немцам даже когда те на Союз напали. Вот когда замолчал, полковник один и сказал:
– Да из пулемётов их.
– Согласен, – кивнул я. – Диверсанты – противник сложный, даже десяток сбежит, проблем наделают. Проще прямо в вагонах расстрелять, пока они не боеспособны. Подогнать пулемётную роту или зенитные установки и вдарить.
Мы ещё с полчаса поговорили, обсуждали возможные перспективы обороны крепости и Бреста, тут я больше слушал. После этого новое совещание, тут оказывается был зам Павлова, он песочил командование армии за недостаточную боеспособность. Меня же вскоре позвали, и я вернулся в кабинет бригврача, где мне предъявили всего три тонкие папки с больничными листами. Изучив все три, я вздохнул и сообщил:
– Нет, главной приметы у них нет, у вас агента я не вижу. Проверю другие армии. Спасибо вам, товарищи.
Вот так покинув здание штаба, я сел в свою вездеходную «эмку», а как думаете я до штаба добирался? На ней и доехал. Также и уехал, до ближайшей рощи, та пуста – разведчик сверху показал – прибрал машину, переоделся и, достав планшет, на который сделал снимки больничных листов, изучил ещё раз. Да, выбора особо и нет. Простой красноармеец-стрелок, сержант-танкист и капитан-артиллерист. К сожалению, двое первых сразу нет. У бойца смещение шейных позвонков, чудом живой и дышит, сержант весь переломан, под грузовик попал, остался капитан, но он артиллерист. Зато подходил. Его машина попала под обстрел, из леса пуляли бандиты, по голове пуля чиркнула, больше ран и травм не было, и тот третью неделю в коме. Неплохой шанс занять его место и потом изобразить амнезию, после комы-то. А когда война начнётся, там всех в строй поставят, даже беспамятного, тем более вопросы снимутся, если я воевать начну лучше других. Так что капитан Петренко, Андрей Львович, станет моим донором личины. А я за это подлечу его. Тот находился в госпитале, а он тут же в Кобрине, уже решался вопрос о его перевозке дальше в тыл, врачи теряли надежду, что тот скоро очнётся, и лечить будут уже другие врачи. Пока же я устроился в роще на днёвку и вскоре уснул. Я до сих пор отходил после того рейда и отдыха, набираясь новых сил, через неделю они мне пригодятся.
Отдохнул хорошо, никто не помешал, да и боевой дрон бдел. Как стемнело, направился к госпиталю на гравиносилках, потом пешком по улочкам. Так и добрался, усыпил «подавителем» боевика всех в здании госпиталя, быстро нашёл по записям где нужная палата, там трое спали с травмой головы, пулевое ранение – один. Это точно Андрей Петренко. Дальше в процедурную его, а тут места хватало, достал капсулу с реактором, уложил тело, запустил диагностику капитана, да тут повреждения серьёзные, но капсула восстановит. Пока же Петренко вернул на койку в его палату, он обнажённый под простынёй лежал, пролежни есть, немного, но есть, не особо персонал госпиталя себя работой утруждал. Сам вернулся в рощу и остаток ночи менял внешность и физические параметры под Андрея. К счастью комплекцией мы не сильно отличались, переделок да, немало, но в небольших количествах. В общем, за двое суток полностью сделаю, за ночь изменений хватало, чтобы нас за близнецов теперь приняли. Ладно, внешность изменил, и успел до рассвета вернуться в госпиталь, тело Петренко в хранилище, а сам обнажённый на его место. И всё. А утром во время обхода «очнулся», лупая глазами.
– О, больной? Как себя чувствуете? – спросил молодой врач, заметив, что я повернул голову и изучаю палату.
– Непонятно, – тихо сказал я.
– Очнулись, уже хорошо. Три недели в беспамятстве. Сейчас проведём опрос, выдержите его?
– Надеюсь, смогу.
При опросе выяснилось, что я ничего не помню, два врача, тут ещё одного вызвали, пожилого, понимающе начали качать головами. Слово «амнезия» прозвучало и его внесли в больничной лист. Два часа опроса, и я сделал вид, что уснул, видимо от слабости, только я действительно уснул, а днём проснулся, полный сил, время шесть часов, вечер почти, и, сев на койке, осмотрелся.
– О, очнулся, капитан? Как ты? – спросил пузатый усач на соседней койке.