Поставил дрона в режим записи. Как у эшелона с диверсантами пойдут события, тот запишет это, потом просмотрю, ну и спать.

А разбудил меня, понятно, грохот канонады, со звоном вылетели окна из рам. Боевой дрон сигнал подавал об атаке. Это на артналёт тот так отреагировал. Тут, похоже, случайный снаряд недалеко рванул, по городу немцы особо не били. Быстро одевшись, проверил хозяйку, та закрылась в своей спальне и подвывала, сенсоры боевика показали, что под кроватью спряталась. Может та и права. Собравшись, я просмотрел запись работы дрона-разведчика. В три часа ночи колонна грузовиков подошла, и со ста метров просто расстреляла эшелон из станковых пулемётов. Охрану её тоже. И это несмотря на запрет открытия огня у границы. Потом открыли вагоны и сортировали убитых и раненых. Без потерь не обошлось, диверсанты – солдаты серьёзные. Но один-ноль в нашу пользу. Молодцы, особисты, неплохо сработали. А я, прибрав боевика, покинул дом и быстрым шагом поспешил в сторону крепости, скрытой облаками пыли от разрывов и дымов.

– Товарищ капитан, там совсем беда, – выскочил ко мне какой-то окровавленный боец с полуобезумевшим взглядом. Он, похоже, едва вырвался из крепости.

Да, из крепости потоком выбегали люди, многие в гражданской одежде, кто-то по дороге дальше, кто-то в улочки города, растекаясь по ним, но не все успеют, скоро немцы окружат крепость и такой исход будет невозможен, а мне нужно именно в крепость. Причина проста, парни внутри, конечно, героически дрались, но немцы, согласно их статистике, потеряли там убитыми всего шесть сотен за всё время осады. Мало. Мне нужно больше эманаций смерти, чтобы архидемон точно клюнул на призыв. Вот и собрался всё взять в свои руки, пару суток буду крошить немчуру, пары тысяч хватит. Точно архидемон на такую замануху клюнет. Задача стоит пройти на территорию крепости, а тут этот боец, что в меня вцепился окровавленными руками. Кстати, тоже артиллерист, судя по чёрным петлицам и эмблемам. Многие выбегали без формы, я приметил пару бойцов в исподнем и босиком, этот хоть в порядке, гимнастёрка с шароварами, сапоги, ремень с подсумками, а вот оружия и пилотки нет.

– Спокойно, боец. Просто война началась, обычный обстрел крепости артиллерией! – повышая голос, чтобы тот меня услышал, канонада серьёзная стояла, ответил я.

После этого усадил его на поребрик, выбитый и выщербленный, тут побитая брусчатка была, и проверил его сначала лекарским амулетом, опцией диагноста. Определил, что у того травмы головы и плеча, видимо обломками завалило, а ногти сорвал, откапываясь. Достав фляжку, промыл рану на голове, на плече не было, только синяки наливались, и стал бинтовать, накладывая бинты аккуратными стежками. Тот затих, жадно допив всю воду из фляжки, позволяя поработать с ним. Заодно убрал возможное воспаление, лекарским амулетом понятно, почистил раны и чуть приживил. Да там в принципе ничего серьёзного. Заодно опросил. Тот из артиллерийского полка Шестой стрелковой дивизии, думал, этого года призыва, молодой больно, но нет, восемь месяцев уже служит, осенью прошлого года призвали. Наводчик он. В артиллеристы крепких парней призывают, а этот хоть и высок, метр восемьдесят, но дрищ. Видимо, брали, надеясь, что мясо нарастёт, но не в коня корм, вот и сделали наводчиком. Вот так, закончив, сказал, возвращая фляжку на ремень:

– Всё, боец, можешь нагонять своих.

– А вы, товарищ капитан? – вставая, поинтересовался тот.

– А я в крепость, чувствую, моя помощь там нужна.

– А можно мне с вами?

Тут я задумался. Боец, похоже, потерялся и морально раздавлен, а тут островок спокойствия, да ещё командир, вот того и тянуло ко мне. В принципе, почему и нет? Пора обзаводиться подчинёнными, поэтому я сказал:

– Не можно, а разрешите. Устав не учили, боец?

– Разрешите с вами, товарищ капитан? – тут же поправился тот.

– Разрешаю. Представьтесь.

Пока мы шли, узнал, что он Валера Вершинин, из Тамбова. В армии нравится, но тут война, растерялся он. Сам я тоже сообщил, кто такой, что нахожусь в лечебном отпуске, но про потерю памяти ничего не сказал. А вообще, крепость вполне начала драться, в артиллерийском парке разворачивали орудия, из самих зданий крепости, из бойниц, били пулемёты. Видно, что шло вполне управляемое сопротивление, строилась оборона. То, что командирам не разрешили выходные, сказалось, и крепость теперь крепкий орешек, на что я мысленно ругнулся. На такое я как-то не рассчитывал, думал, командиры выведут подразделения, смысла держаться за крепость нет, но не выводили. Или приказа нет, или наоборот, стоял приказ, держать оборону. Сам я нормально был упакован, форма моя, чуть испачканная на груди Вершининым, кровью намарал, не страшно, на груди висел бинокль полевой, тонкий ремешок планшетки, на поясном ремне фляжка, кобура с пистолетом. За спиной вещмешок. Волшебный вещмешок, откуда я смогу доставать много нужного. Вполне достаточно. А так из крепости по мосткам народ бежал, нам навстречу, и пробиться через этот поток не очень-то удавалось, по краю шли, но всё же прошли через арку цитадели внутрь.

– Боец, вон убитый часовой, забери оружие, патроны и каску. Документы не забудь. Бегом.

Тот побежал к убитому красноармейцу-стрелку, по каске ясно, что часовой, погиб в первые минуты войны. И это не мародёрство, тот приказ выполнял. Прибежал обратно, нагоняя меня, сообщив, что кроме винтовки Мосина, было двадцать пять патронов россыпью, забрал ещё пилотку и каску. Документы убитого мне отдал, я в планшетку их прибрал. Сам Вершинин свои документы сохранил, при нём были. Я уже определил где штаб обороны – туда и оттуда, пригибаясь, посыльные бегали. Мы поспешили, часто вокруг миномётные и артиллерийские снаряды разрывались, осколки так и свистели, но перебежками добрались до нужного здания, я козырнул сержанту, тот с бойцами и станковым пулемётом максим на охране, и в штаб, он на первом этаже. Тут три полковника командовали. Точнее два полковника и один полковой комиссар.

– Кто такой? – спросил один из полковников, наблюдая, как я расстегнул клапан нагрудного кармана, после чего взял протянутые документы, и справку. – На излечении находитесь? Что случилось?

Сняв фуражку, я показал багровый след пули.

– Рана зажила, но диагноз другой, полная потери памяти.