Книги

Окно с видом на площадь

22
18
20
22
24
26
28
30

— Лицо, которое жаждет убрать мальчика без малейшего промедления. Лицо, которому удалось — или он думает, что удалось, — доказать, что Джереми слишком опасен, чтобы его можно было оставить в этом доме.

Брэндан сделал резкое движение рукой, задев чашку с кофе и разлив коричневую жидкость на белоснежную скатерть. Я тут же вспомнила такой же быстрый жест, который привел к поломке карусели. Как можно было любить такого раздражительного человека, мгновенно вспыхивающего от гнева? И все же я его любила и поэтому с грустью смотрела на него, пока он звонил, чтобы позвать Генри. Когда дворецкий пришел и начал убирать, я тихонько выскользнула из комнаты. Все было решено, и не оставалось ничего, что мы еще могли бы сказать друг другу.

Я правильно сделала, что заронила в нем зерна сомнения. Пусть Брэндан поразмыслит над ними и, возможно, сможет что-то сделать.

Я пошла наверх переодеться, чтобы потом отправиться на церемонию, но пребывала в состоянии странной неопределенности. Я не могла поверить в то, что Лесли легко отпустит Брэндана, независимо от того, любит она его или нет. Я не смела на это надеяться, даже если он все сказал ей. И какой бы путь я ни избирала, везде передо мной вставал вопрос о Джереми. Даже если Лесли не выносила его вида, она все же была его матерью, и, в конце концов, ей решать его судьбу. Возможно, именно с ней мне и надо поговорить. Может быть, прямо сказав ей, что я выдвину обвинение против нее, если она попытается отдать Джереми в психиатрическую клинику, я смогу убедить ее настолько, что она изменит свое отношение к этому.

Но хотя я рассматривала разные варианты, я не могла остановиться ни на одном из них. Время проходило, и я двигалась вместе с ним, как будто меня несло морским потоком, в котором я пока оставалась бездеятельной, но который неизбежно вышвырнет меня на скалистый и опасный берег.

Глава 25

В платье скучно-коричневого цвета я вышла из дома раньше остальных, попрощавшись только с Джереми, и села в вагон конки на Бродвее. За несколько месяцев жизни в доме Рейдов я совсем отвыкла от этих грязных, переполненных людьми вагонов. Я крепко прижимала к себе свой ридикюль, ибо в этом пораженном преступностью городе в вагонах часто ездили и карманные воришки. Хорошо еще, что мне ехать надо было недалеко.

На своей остановке я вышла из вагона и быстро перешла улицу. По краям тротуаров лежал усыпанный сажей снег, и везде была противная серая грязь от растаявшего снега. Перед новым кирпичным зданием уже собирались экипажи, люди толпились и проходили в здание. Строительные леса и рабочие исчезли, и дом был готов. Никто ничего не спросил у меня, когда я вошла в широкий главный коридор и проследовала за другими в длинное помещение, уставленное для церемонии рядами стульев. В переднем конце была сооружена небольшая платформа, а на ней стояли кафедра и несколько стульев. Передние ряды, кроме небольшой части, которая была предназначена для семьи Рейдов, ответственных лиц и высокопоставленных сановников, уже заполнялись.

Не говоря ни с кем, я пробралась в дальний конец и села там в ожидании начала церемонии, стараясь не привлекать к себе внимание. Я была здесь только в роли наблюдателя, чтобы рассказать Джереми обо всем, что увижу. Мне уже начало казаться, что нет причин для тех мрачных предчувствий, о которых говорил Эндрю.

Длинное помещение, которое при обычных условиях, вероятно, должно было служить столовой, было уже почти совсем заполнено к тому времени, когда вошел Брэндан Рейд, ведя под руку Лесли. Я не могла не отметить еще раз, какую обманчиво великолепную пару они составляли. Он — высокий, внушительного вида, она — такая хрупкая и красивая, в черном, что придавало ее бледному лицу вид неземного. Какие-то люди встретили их и провели к местам, отведенным для них в первом ряду. Миловидная полная женщина, судя по виду, экономка этого дома, выступила вперед, чтобы поприветствовать мистера Рейда.

Спустя некоторое время начались речи. Священник, которого я слушала в маленькой церкви на Пятой авеню, произнес страстную речь с похвалами Дуайту Рейду. Со своего места я видела и Брэндана, и Лесли в профиль и могла наблюдать за ними, пока слова священника звучали в собрании. Брэндан выглядел мрачным и явно чувствовал себя неловко, словно хотел быть где угодно, но только не здесь. Профиль Лесли был таким чистым и холодным, словно был высечен изо льда. Она слушала каждое слово с вниманием скорбящей вдовы, и черные перья ее шляпки дрожали, когда она наклоняла голову. Не совсем подходящая случаю роль и не совсем подходящий случаю траур, так как она уже снова была замужем после смерти Дуайта.

Когда священник закончил хвалебную речь о Дуайте и сел, член судейской коллегии города прошел к кафедре и разложил на ней листки. Я слышала об этом человеке, читала о нем в газетах. Меня очень интересовало, кто избрал его для присутствия на церемонии. В верхах в эти дни было так много подлости, так много дел о продажности правосудия. Любой, более далекий от скандалов, был бы более приемлем для участия в церемонии, чем этот человек, хотя он и был представлен как один из друзей Дуайта Рейда.

Речь была такой скучной, что слушатели начали беспокойно двигаться и перешептываться, что было не совсем прилично. И я немного отвлеклась, не в силах сосредоточить внимание на его словах, когда услышала, как кто-то рядом со мной прошептал:

— О несчастная леди!

Я быстро перевела свой взгляд на переднюю часть помещения и увидела, что Лесли стоит лицом к аудитории. Она протянула руки, как бы умоляя дать ей слово, и человек за кафедрой глядел на нее в полном изумлении. Ее пошатывало от слабости, и ее бледность была ужасающей. Вмешательство Лесли заняло не более чем несколько секунд, ибо Брэндан был уже возле нее. Он легко подхватил ее на руки и сказал председателю, направляясь со своей ношей к двери:

— Простите нас, пожалуйста. Моей жене плохо. Она в обмороке.

Я не думала, что Лесли была в обмороке, но во всяком случае она не сопротивлялась, когда он уносил ее через поспешно открытую перед ними дверь. Когда миловидная экономка дома заторопилась вслед за ними, оратор отыскал в своих записках то место, на котором его прервали, и продолжал свою монотонную речь, несмотря на оживленный шепот в помещении. Я ушла со своего места незамеченной, выйдя через заднюю дверь. Перед собой я увидела экономку, которая показывала путь к комнате, расположенной через холл, и я последовала за ней. Брэндан внес Лесли в комнату и положил ее на софу. Минуту похлопотав в комнате, экономка сказала, что принесет нюхательные соли, и поспешила выйти. Я заперла дверь за ней, и Брэндан отметил мое присутствие быстрым взглядом, не произнеся ни слова.

Нюхательные соли не нужны были Лесли. Ее щеки уже не были смертельно бледными, они покрылись румянцем, как будто она была в лихорадке. Она села и оттолкнула Брэндана от себя.

— Как вы смеете останавливать меня? — воскликнула она, и я услышала истерические нотки в ее голосе. — Почему вы не позволили мне сказать правду? Всю правду! Чтобы все присутствующие узнали ее.

— Вы сошли с ума, — холодно произнес Брэндан. — Таким поведением вы добьетесь только того, что ваше имя попадет в скандальную хронику на страницах газет.