По тому, как Джереми склонился над страницами своей книги, я поняла, что мисс Гарт успела вылить потоки язвительных слов, и он уже ушел в себя, чтобы избежать опасности быть смытым этими потоками.

— Буду счастлива описать события этой ночи, — ответила я. — Но мое описание, возможно, будет отличаться от тех отчетов, которые вы уже получили.

В Джереми вдруг проснулось внимание, и он спросил, взглянув на меня:

 — Вы спросили моего дядю о разрешении присутствовать на открытии мемориала?

Видя его тревогу, я пришла к неожиданному решению.

— Да, спросила, — ответила я. — Но по причинам, не имеющим ничего общего с наказанием, ни ты, ни Седина не сможете присутствовать. Вместо тебя, Джереми, пойду я. Я знаю, что не смогу заменить тебя полностью, но все же я буду там ради тебя. Я вернусь сразу, как только церемония закончится, и расскажу тебе обо всем подробно. А позднее я возьму тебя туда специально, чтобы ты посетил мемориал. Это поможет тебе немного?

Конечно, это его совсем не устраивало. Он был явно разочарован, но вернулся к своим книгам, не сказав больше ни слова.

Эндрю был открыто недоволен моим планом:

— Если Рейд был бы достаточно умен, то он бы вообще отменил это дело. И вам там не место, Меган, как и любому из этого дома. Пусть туда идет один Рейд, и пусть он один послужит мишенью для скандала, если хочет, чтобы скандал разразился снова. Все остальные должны остаться дома.

— Но он не хочет скандала, — возразила я. — И он очень даже против всего этого дела.

— И все же позволяет, чтобы это продолжалось. Даже Гарт обеспокоена тем, что может произойти.

Что может произойти еще, кроме дальнейших неприятностей в газетах, я не знала, да мне не очень-то это было интересно. Поэтому я оставила их заниматься уроками и вернулась в свою комнату, где прилегла отдохнуть.

Я была очень обеспокоена тем, что пока Брэндан будет в Нью-Джерси, я останусь наедине с двумя женщинами, которые меня ненавидят.

Тем не менее, дни текли сравнительно спокойно, и ничего особенного не происходило. От Брэндана пришло известие, что его отец умер. Он собирался вернуться сразу после похорон, чтобы присутствовать на открытии мемориала. Я начала считать дни.

В течение этого периода самочувствие Джереми было не очень хорошим. Уничтожение головы Озириса вновь всколыхнуло в нем страхи по поводу собственных действий. Я хотела бы разубедить его, но я не смела, так как не была полностью уверена в своей правоте. Моя уверенность была достаточно убедительна для меня самой, но у меня не было ни малейшего доказательства, чтобы подтвердить ее. При странной способности Джереми отстраняться от мира, в котором он находился, замыкаться, существовала возможность того, что это все же он уничтожил голову в минуту бешеной злобы против дяди, а затем стер воспоминание об этом инциденте из своей памяти.

Лесли после этого случая все еще была больна, и это лишало меня возможности сделать хоть что-то на пути самостоятельного расследования. В такие дни малейшее происшествие, казалось, могло расстроить ее и уложить в постель. Я только удивлялась, почему она продолжала настаивать на посещении открытия дома-мемориала, посвященного ее первому мужу.

Гарт прямо отказалась сопровождать ее. Даже ради своей любимой Лесли она не хотела присутствовать там. Мое собственное решение поехать туда я решила держать в секрете до дня открытия.

Брэндан приехал накануне этого события, и хотя он был печален по поводу смерти отца, что-то странное появилось в его облике, что не имело отношения к его потере. Что-то подавляемое и сдерживаемое, словно он с трудом сдерживал себя от каких-то действий. Я знала, что он разговаривал с Лесли наедине в течение нескольких часов в день своего возвращения.

В день открытия мемориала я торопливо обошла дом в надежде увидеть Брэндана, чтобы сообщить ему о моем плане. Я нашла его в столовой заканчивающим свой завтрак в полном одиночестве. Он пригласил меня присоединиться к нему, и я неохотно присела к столу. Я знала, что он воспримет мое решение как чистой воды упрямство, и поэтому хотела сообщить ему о своих намерениях как можно быстрее и немногословнее.

Но он не дал мне возможности сразу сказать об этом, и начал вспоминать об отце. Он говорил и о том, каким человеком был его отец, и о его великой семейной гордости, и о том, как он обожал своего младшего сына и как радовался каждый раз, когда слышал о его успехах.