– То ж я говорю всем людям, что волки, а всамделишно то не волк, а крупнейше будет. Только то ж знать никому не надо. Пошто людей зря пугать? – заряд гнева, с которым шел к пришлым чужакам Базил, как-то сам собой сошел на нет, оставив лишь горечь, боль и осознание собственного бессилия.
– Оборотень? – неслышно выдохнул-охнул Порозов, понимающе переглянувшись с остальными.
– Оборотень, – с трудом повторил лесник, – я следы смотрел. Они… такие… один коготь в стороне…
Базил начертил пальцем одной руки на ладони другой некую закорючку и с мольбой посмотрел на мрачного Оболонского. Тот понимающе кивнул.
– Сколько… Людей-то сколько погибло?
– Та четверо, – нехотя выдавил Базил, переминаясь с ноги на ногу, – двое мальцы еще совсем…
– Давай, друже, веди, по дороге расскажешь, – сжав плечо лесника, Порозов чуть подтолкнул его в сторону леса. Стефка и Подкова уже седлали лошадей, а Лукич лихорадочно рылся в своих необъятных тюках, выискивая необходимое снаряжение. Оборотень, тем более тот, кто уже не скрывает своей звериной сути, – не шутки.
В дорогу собрались за считанные минуты. Стефка на лету подхватил Базила и посадил его на лошадь позади себя, Подкова волок сумку, собранную Лукичом, который оставался с Аськой, Порозов… Порозов долгим взглядом проводил невозмутимого Оболонского, решительно взлетевшего в седло, но ничего на это не сказал, отвернулся, бросил: «В путь, ребятки» и пришпорил лошадь.
На хуторе было неправдоподобно тихо. Не голосили бабы над покойниками, мужики с дрекольем молча жались к скособоченной стене хлева рядом с плетеной изгородью, застыли, замерли в немом непонимании и удушающем страхе. И то было само по себе жутко, ибо день зачинался яркий, солнечный, брызжущий радостью, такой неестественной здесь, среди запахов смерти.
В людских глазах застыл ужас, нерассуждающий, животный страх, чуть прикрытый разумом. Глаза прятали, глазами умоляли, глазами вопрошали.
При появлении всадников люди молча расступились, молча проводили их взглядом, но не ушли, несмотря на ворчливые просьбы лесника. К толпе с другой стороны подошел крепкий бородатый мужик с топором наперевес и пошел следом за незнакомцами прямо в хату:
– Ишь, воевода нашелся, – хмуро, но твердо буркнул он, гневно впечатывая каждый шаг в иссушенную землю, – А кто ж ты такой, чтоб командовать? Чужаки разве ж помогут? Сами разберемся.
– Ага, разберетесь, – мрачно кивнул Базил, рукой останавливая мужика у крыльца.
– А с чего бы это волкам… да в хату? – подозрительно нахмурившись, двинулся тот мимо лесника перед порог, – Дверь что ли закрыть забыли? Так по жаре оно понятно…
– А ты б, Гаська, пошел домой да свои двери проверил. От греха подальше.
Мужик вряд ли его расслышал. Он выскочил из хаты, побледневший, с ошалелыми глазами, присел под стеной хлева и замолк. Молчаливые селяне проводили его сочувственными взглядами – большинство из них уже побывало в хате…
Первым в дом вошел Стефка. Его черные глаза на мгновение замерли, привыкая к полумраку хаты, затем внимательный взгляд заскользил по полу, переместился на полати… Густой запах крови бил в нос, но не этот запах заставлял видца болезненно кривиться.
– Матушка святая, – стоя на пороге, на одном дыхании потрясенно прошептал Подкова прямо на ухо Оболонскому. Ужасаться было чему. Кровавое месиво, в которое превратились два маленьких тельца на полатях, распознать было почти невозможно, у женщины была оторвана голова и аккуратно поставлена на стол, а мужчина, вытянувшийся на полу, одной рукой пытался дотянуться до двери, в то время как другой поддерживал вывалившиеся внутренности. Сглатывая непроизвольный ком в горле, Оболонский нервно моргнул и отвел взгляд, его внимание мгновенно переключилось – на брызги крови, беспорядочно покрывающие толстые бревенчатые стены.
– Я вижу, – низко и хрипло сказал вдруг Стефка и рванул назад. Ожидавшие на крыльце Порозов и Базил поспешно расступились, пропуская видца, и побежали за ним следом. Стефка уже вскакивал в седло.
Сначала был мужчина, подумал Константин, в последний раз бросая взгляд на следы крови. Как самый сильный и способный сопротивляться. Оборотень вспорол его одним движением и бросил на заднюю стену. Потом была женщина – тварь разгрызла ее шею и открутила голову так же легко, как свернула бы шею куренку. Детей оборотень зажал в углу – им просто некуда было деться. Мужчина умер не сразу, он сумел проползти через всю хату к двери, оставляя широкий кровавый след за собой, но к тому времени оборотня и след простыл.