Книги

Оказия

22
18
20
22
24
26
28
30

Константин нахмурился, поведение лесника его озадачило. Однако еще до того, как он ответил, из-за перелеска донесся слабый, но явный шум какой-то возни. Оболонский быстро спешился и бросился вперед. Сзади досадливо крякнул Базил.

Шум усилился, через пару шагов тауматург смог отчетливо различить сдавленный хрип, глухие удары и приглушенные ругательства. Однако то, что он увидел на небольшой поляне между осиновым перелеском и сосновым бором, заставило его оторопеть.

Поодаль переступали с ноги на ногу три лошади, совершенно спокойно и безразлично перекусывая жесткой травой и не обращая ни малейшего внимания на то, что происходит. Рядом с ними на земле валялись два мужских тела, тоже безучастных, но совсем по иной причине. Похоже, живых. Их руки и ноги были туго связаны на манер того, как опытный охотник стягивает веревками ноги косуль. Над пленниками, нервно поглядывая по сторонам, стоял испуганный мужичок с вилами, совсем еще юнец. Вилы в его руках ходили ходуном, зубья вздрагивали в опасной близости от бока лежащего мужчины, кстати сказать, не в пример мужичку хорошо одетого.

Остальные кметы были так заняты делом, что по сторонам не смотрели. Их было около десятка, и они привязывали к дереву одну-единственную женщину. У их жертвы были светлые волосы, порядком растрепанные в потасовке, крупный орлиный нос, крепкое сбитое тело. Константин узнал ее сразу же, несмотря на то, что во рту у нее торчал кляп, закрывая пол-лица, а легкая летняя шляпка угрожающе сползла на одно ухо – именно эту женщину Оболонский встретил на ступенях дома Меньковича.

Незнакомка яростно лягалась и мычала сквозь засаленную тряпку, но руки державших ее мужиков не разжались и только крепче наматывали круги веревок вокруг женского тела и толстой сосны. Один из лиходеев изрядно ругался, скакал на одной ноге, потирая вторую рукой – очевидно у пленницы хватило сил немилосердно лягнуть его отнюдь не бархатным каблуком своих легких летних туфель.

Кметы обернулись лишь тогда, когда женщина широко распахнула глаза, глядя на появившегося тауматурга, сердито боднула головой и промычала нечто нечленораздельное.

Оболонский резким движением перехватил плечо Базила, подошедшего сзади, и рывком поставил его перед собой:

– Ты мне объяснишь, что происходит, правда, дружище?

В звуках хорошо поставленного вежливого голоса слышалось шипении змеи, отчего лесник испуганно втянул голову в плечи и беспомощно оглянулся. Трое кметов на пару шагов отошли от женщины и дерзко наставили на тауматурга оружие – секач, топор и вилы. Грозное оружие в руках, которыми управляют безрассудные головы.

– Ну? – рявкнул Оболонский, пользуясь замешательством. Он не стал опрометчиво бросаться на помощь женщине и тому была причина.

Здешние мужики особой воинственностью не отличались, скорее наоборот. Драки друг с другом были нередки, поколотить бабу, по пьяни разнести чего – и не более того. Для того, чтобы мужик поднял руку на дворянина, на того, кто олицетворяет власть, нужна была очень веская причина. Настолько веская, чтобы она пересилила извечную терпимость и принцип «все и так обойдется» и вынудила кмета преступить законы и традиции.

Стоило повременить с галантностью и выяснить эту причину.

– А ты, барин, не знаю, как тебя там, не встревай, – хмуро, но жестко ответил коренастый кмет с обвислыми усами и крупными мозолистыми руками, – То наше дело, не твое.

– Конечно, не мое, – скептически поддакнул маг, – но когда вас, дурачье, вешать будут за то, что на дворянку напали, избили ее да изувечили, обязательно приду посмотреть.

Кметы испуганно отшатнулись, переглянулись между собой. Оружие в их руках заметно дрогнуло. Но только не у того, что стоял впереди. Он перехватил топор еще крепче и вздернул подбородок вверх. Решимость вожака передалась остальным, их лица посуровели.

– Сперва пускай эта ведьма подохнет, – буркнул коренастый, скрипнув зубами, – А мы на все готовые.

И добавил:

– Ты, барин, ступай себе, то наше дело, не твое.

– Ведьма? Отчего ж ты решил, что она ведьма? У нее на лице это не написано, – ровно спросил Оболонский.

Раз кметы хорошо понимают последствия своего нападения на дворянку, значит, дело еще серьезнее.