— В небольшой поход по Балтике. Проветрить мозги, подышать свежим воздухом. А заодно побеседую с контр-адмиралом Макаровым. Он пользуется славой среди флотоводцев, мне кажется, это будет полезно.

— Ну что ж, отправляйся. На банкете мне придется отдуваться за двоих.

Паровая машина сотрясала корпус катера словно крупная дрожь. Зато суденышко летело по волнам. Периодически палубу окатывало брызгами. Стоящий рядом Макаров был похож на диковинную птицу. Крылья носа хищно раздувалась, а раздвоенная борода тоже напоминала крылья. Передо мной был не облаченный властью контр-адмирал, а покоритель стихии. Моряк до мозга костей.

— Степан Осипович, да вас прям на картину можно, — улыбнулся я.

— Вот и вы туда же!.. — на автомате проговорил Макаров. — Ох, простите, ваше императорское высочество!

— О чем вы, адмирал?

— Да старый мой приятель художник Верещагин пристает ко мне с такой же просьбой. Мол, надо твой портрет писать.

— А что же вы?

— К чему это? Скромнее надо быть.

— Скажите, если бы Верещагин стал советовать вам, как управлять кораблем, что бы ему ответили?

— Что ему не стоит вмешиваться в дело, в котором он не разбирается…

— Так почему вы ему с живописью помогаете?

Вопрос поставил Макарова в тупик, но потом лицо его просветлело.

— А ведь вы правы, ваше императорское высочество… Ладно, обрадую Василия и расскажу, кому он обязан.

— Бросьте, адмирал, оно того не стоит.

Тем временем суденышко приблизилось к цели нашего путешествия — «Полярной звезде». Эта крейсерская яхта в мирное время выполняла функцию «борта номер один». Пожалуй, это было первое плавсредство XIX века, которое вызвало у меня восхищение. Под сотню метров длиной, темно-синее с золотым кантом по боку, дополняли образ две белоснежные трубы.

На палубе нас встретили ровные шеренги офицеров и нижних чинов.

— Рад приветствовать вас, ваше императорское высочество! — сделал мне шаг навстречу капитан первого ранга Николай Толстой.

— Здравствуйте, Николай Михайлович, господа. Здравствуйте, братцы!

Над морем полетело громовое «ура!». Рядом с капитаном материализовался матрос с подносом. На блюде стояла рюмка и тарелочка с нарезанным лимоном.