Мэи зажигает лампу у кровати, поспешно садится и протирает глаза.

– Нет, что ты, я так рада! И я так волновалась, тут все прямо с ума посходили, когда ты пропала. Ты как, все нормально?

– Я… я нормально, да, – старательно улыбаюсь я в камеру. – Ну, по крайней мере не ранена, ничего такого.

Моя подруга облегченно вздыхает:

– Ну слава богу! Твои родители будут так счастливы! Ты им уже звонила?

Я качаю головой:

– Нет, я тебе первой позвонила. Как они там?

Мэи морщится:

– Не очень, если честно. У ваших дверей все время торчат журналисты, каждый день приходит полиция. Твоя мама плохо выглядит, вся бледная, похудела совсем. А папа… ну, он как будто не в себе все время. И они уже не знают, что думать. На самом деле я тоже не знаю. – Она вопросительно смотрит на меня: – Ты же видела, что о тебе пишут в новостях?

Я тупо киваю. Мне невыносимо стыдно, что родители так мучаются из-за меня.

– Кое-что видела, да. Понятно, что ничего хорошего, – отвечаю я.

– Это точно, – соглашается Мэи. – Ну то есть тебя похищает из полицейской машины неизвестный террорист, потом арестовывают за кражу в Арундельском замке, а до того ты еще сбегаешь из-под охраны с этим твоим Фениксом. Сначала в газетах тебя жалели, но теперь уже обвиняют в том, что ты как-то участвовала в теракте на Клэпхемском рынке. Ох, Дженна, скажи, это правда?

– А ты сама как думаешь? – резко отвечаю я. Мне очень обидно, что лучшая подруга во мне сомневается.

На секунду кажется, что Мэи в замешательстве, потом она мягко говорит:

– Нет, я ничему из этого не верю. Но некоторые в школе говорят – ну, знаешь, какие они, – так вот, говорят, что ты, наверное, просто влюбилась в этого Феникса.

– Влюбилась? – возмущенно переспрашиваю я.

– Ага, но не совсем так, как ты думаешь. Кажется, это называется Стокгольмский синдром.

Я морщу лоб:

– Как-как?

– Стокгольмский синдром. Это когда заложник начинает доверять и сочувствовать похитителям, перенимает их идеи, в конце концов может даже присоединиться к ним.