На этих его словах на меня накатывает вспышка воспоминания. Отблеск…
Видение угасает так же быстро, как и появляется.
Я смотрю в сапфировые глаза Феникса и боюсь спросить, но мне так важно знать ответ!
– Скажи мне честно, пожалуйста. Это болезнь? Я схожу с ума?
Феникс легонько качает головой:
– Нет, Дженна. Ты не сходишь с ума. Ты просто наконец начинаешь признавать правду.
15
– Реинкарнация, – шепчу я себе под нос.
Само это слово звучит настолько нереально, его просто невозможно осмыслить и принять. Эта так называемая правда Феникса выглядит куда более дико, чем признание, что у меня галлюцинации.
Но мысли сами собой обращаются к прошлому, ко всем тем множественным «дежавю», которые преследовали меня едва ли не с младенчества… Сколько раз я была уверена, что узнала незнакомца в толпе или что он узнал меня? А за последнюю пару дней – сон не сон о Французской революции, видение жертвоприношения, то, что случилось со мной в бункере времен Второй мировой, каскад воспоминаний, который нахлынул на меня, когда перевернулся полицейский фургон… Неужели же все это – кусочки моих прошлых жизней?
Я умоляюще смотрю на Феникса:
– Значит, у меня и правда была прошлая жизнь?
Как ни в чем не бывало разрывая обертку еще одного протеинового батончика, он кивает.
– Ага. И не одна. А целая куча.
Я все еще не могу поверить, мотаю головой:
– Не бывает же такого. Это полный бред.
– Почему не бывает? – Он бросает на меня косой взгляд. – Жизнь вообще поразительная штука. Чем это менее поразительно – родиться единожды, чем дважды или трижды… или десять раз, или миллион? Все в природе служит примером цикла смерти и перерождения. Это просто круг жизни – посмотри хоть на времена года. Смерть – это только начало, она не более конец, чем рождение.
Я сижу выпрямившись и переплетя пальцы и смотрю куда-то вдаль, пытаясь уложить к себе в голову эту концепцию.
– Но почему, если я реинкарнировалась уже много раз, я вспоминаю мои прошлые жизни только сейчас?