В общем, в результате консультаций и настояний моих родителей о продолжении терапии я неплохо научилась держать при себе свои мысли и чувства и больше не заговаривать о прошлых жизнях и о Фениксе, молчать из последних сил.
Лишь изредка я позволяю себе ослабить защиту и отвести душу в разговоре с лучшей подругой. К счастью, на этот раз она обходит спорную тему прошлых жизней и вместо этого спрашивает:
– Так когда Феникса депортируют обратно в Штаты?
– Завтра, кажется. – Я замолкаю и смотрю, как солнечные блики играют на поверхности пруда. При мысли о том, что я больше никогда не увижу своего Защитника, на глаза наворачиваются слезы. Беззвучно всхлипывая, я прижимаю к груди амулет, чувствую под одеждой его прохладное прикосновение к коже. Но легче от этого не становится, я только еще яснее понимаю, что Феникс далеко, вспоминаю, скольким он пожертвовал, чтобы защитить мою жизнь, мою душу, и плачу еще отчаяннее.
Мэи обнимает меня за плечи:
– Я понимаю, тебе тяжело, но подумай, зато твой ангел-хранитель все-таки жив и поедет домой, а не в тюрьму. И вообще, – говорит она, – никогда не знаешь, что ждет впереди.
Я вымученно улыбаюсь. Теперь, когда я знаю правду о перерождениях, будущее для меня – открытая книга. У нынешней главы горько-радостное окончание: я, возможно, больше никогда не увижу Феникса, зато мне больше не грозят Танас и его Охотники. Тень больше не нависает надо мной, можно просто жить и радоваться жизни. Однако же эта жизнь – лишь одна из многих еще не написанных историй, в каждой будет один и тот же жестокий злодей, один и тот же доблестный герой, пусть и под разными масками. И финал каждой из них еще не предрешен… если только в какой-то из жизней меня не ждет жертвоприношение, окончательная смерть, конец всех историй. И этого финала я буду избегать любой ценой.
– А Дэмиен? – Мэи качает ногой, отгоняя особо прожорливого голубя. – Что с ним случилось?
Солнце греет мне спину, но я все равно вздрагиваю при звуках его имени.
– Насколько я знаю, его судят за похищение и попытку убийства. Адвокат пытается доказать его ограниченную вменяемость.
Мэи хмурится:
– А что это означает?
Я мну в руках горбушку хлеба, крошки сыплются на землю.
– Что он предположительно был не в себе, попал под влияние главы секты. – Я искоса смотрю на нее. – То есть не в полной мере отвечает за то, что сделал.
Мэи кажется потрясенной:
– Но его же все равно отправят в тюрьму, правда?
– Думаю, да, – я пожимаю плечами. – Может быть, в колонию для несовершеннолетних.
– Вот и хорошо, – жестко отвечает Мэи. Она бросает птицам остатки хлеба. – Пока он там, он для тебя не опасен. И раз этот жуткий Танас тоже мертв, то ты и его можешь не бояться.
«Могу не бояться, – мысленно повторяю я. – По крайней мере, в этой жизни».
46