Он подбирает свою трость и широкими шагами идет обратно по проходу. Я следую за ним к амвону, на котором лежит коробочка с разноцветными ручками и несколькими кусками белого мела. Его пальцы нащупывают мелок, потом он возвращается в середину церкви, туда, где центральный неф пересекается с поперечным. Опустившись на колени, он рисует на мощенном каменными плитами полу странные символы, бормоча что-то на латыни:

– Dum mors erit, desperatio…

Я заглядываю ему через плечо. Хоть он и потерял зрение, его движения остаются точными и целенаправленными. Правда, я совершенно не могу понять, что он рисует.

– Э-э-э… вообще-то я скорее думала о баррикадах, – без особой надежды предлагаю я.

– Конечно, заблокируй входы всем, что тут найдешь, – бормочет Габриэль, погруженный в работу. – Но это задержит их лишь на какое-то ограниченное время. А нам нужна защита помощнее, чем физические преграды.

Оставив Габриэля колдовать над рисунком, я бегу к широким двойным дверям в западной стене. Они заперты, но я на всякий случай подпираю их тяжелой скамьей. Заодно пододвигаю к основному входу книжный шкаф, это тоже не будет лишним.

– Что мне еще сделать? – Я оглядываюсь в поисках других дверей, но не нахожу их.

– Зажги свечи, – отвечает Габриэль, не отрываясь от лихорадочной работы над рисунком. – Нужно разогнать темноту.

Осмотревшись, я замечаю небольшую металлическую полочку с огарками свечей, которые зажигали верующие. Среди них мне удается найти несколько прогоревших не до конца и полупустой коробок спичек. Я зажигаю три свечки, потом замечаю на алтаре еще две свечи в латунных подсвечниках и, взбежав по ступеням, зажигаю и их тоже.

Как только их огоньки разгораются, колеблющееся пламя освещает распятие над алтарем. Только теперь я понимаю, что оно перевернуто!

Уверенная, что нам не помешает любая помощь и поддержка, я иду было поправить распятие, как вдруг витраж над моей головой взрывается осколками. Я с визгом закрываю лицо руками, осколки каскадом сыплются вниз, следом за ними на пол падает кусок кирпича. Мгновением позже с грохотом распахивается незамеченная мной дверца в северной капелле, и Дэмиен вступает в церковь.

– Надеюсь, не опоздал на службу, – ухмыляется он. – Мне пришлось задержаться, чтобы найти вот это.

В руке он сжимает нефритовый кинжал, мокрое от воды лезвие блестит в свете свечей.

– Габриэль! Спасайся! – кричу я, видя, что Дэмиен шагает прямо к коленопреклоненному Душевидцу. – Танас здесь!

Габриэль поднимается ему навстречу. Однако, прежде чем ударить священника ножом, Дэмиен останавливается и смотрит на меня своими мертвыми черными глазами. Он смеется, и его каркающий смешок разносится по всей церкви:

– Милая моя Дженна, ты совершенно права! Танас здесь. Вот только… я не Танас.

Я в изумлении смотрю на него. Кто же он тогда? Этот человек с черными глазами был во всех моих Отблесках, тень его души пятнала все мои жизни. Перед моими глазами проносится непрошеный ряд лиц: Охотник за головами, которого прикончил стрелой Хиамови… римский солдат в красной тунике, обыскивающий лес… круглоголовый, ранивший Уильяма в бок алебардой… младший жрец народа Тлетл, пытавшийся довести до конца жертвоприношение, пока кусок плавящегося камня не попал ему в голову и не убил наповал…

Только теперь я понимаю, кем на самом деле был Дэмиен во всех моих жизнях. Не маршалом в пробковом шлеме, не римским центурионом, не круглоголовым с палашом в руке, не верховным жрецом… Нет, никем из них: он всегда был лишь правой рукой повелителя Воплощенных. Неудивительно, что его не удалось убить обсидиановым клинком.

– Тогда… тогда к-кто же Танас? – я заикаюсь и чувствую, как холод пробегает по венам.

Только теперь я замечаю, до чего странно выглядит все в церкви. Цветы давно засохли. Огарки свечей на подставке сделаны из черного воска. Латинская надпись над кафедрой гласит: «Где Богу строят церковь, дьяволу достается часовня». И самое очевидное – перевернутое распятие над алтарем! Эта церковь не просто заброшена, она осквернена. Она больше не под защитой – неудивительно, что Охотники спокойно зашли в нее.