– Цифры… – пробормотал разочарованно Давыдов. – Цифры… Рубли с копейками, что ли?

Барсуков тоже заглянул в бумажки.

– Вот когда тебе придется всю бухгалтерию по собственному имению проверять, тогда ты и запомнишь, что рубли с копейками при больших оборотах редко группу из трех цифр составляют, очень редко! – сказал он. – А все больше из четырех и из пяти.

– Группы из трех цифр – это может быть шифр… – рассуждал вслух Давыдов. – Но какого черта Рокетти и Локхарт ведут шифрованную переписку за столиком в «Чепухе»?

Он понял, что спозаранку придется нести бумажки в Колпачный переулок, в «совиное» бюро.

– Федор Самуилович, сейчас все равно не до сна, садитесь писать отчет, – сказал он Нарсежаку. – И особо укажите, куда подевался Локхарт. Не удрал ли он вместе с графом и не приютил ли графа в консульстве?

– Вряд ли…

Барсуков принес из кабинета письменный прибор.

– А я покамест сделаю отчет вот этого молодчика, – он указал на Гераську. – Глядишь, и от меня польза будет.

Пока в двух углах гостиной бормотали Нарсежак и Гераська, Денис еще раз взял в руки бумажки. Несколько было простых, белых. А четыре показались любопытными: бумага явно дорогая, желтоватая. Давыдов посмотрел на свет и увидел водяные знаки, маленькие геральдические короны…

Ранним утром Денис неторопливо шел к «Метрополю». Он успел отвезти загадочные бумажки в Колпачный переулок и обдумывал то, что ему там сказал начальник бюро, имевший квартиру в том же доме и по такому случаю вышедший к нему в халате.

– Это значит, что мистер Локхарт – не милое дитя, которое бегает по театрам или слушает цыганские хоры. Юношу готовили именно для такой миссии – заведовать здешней британской агентурой. Кто бы подумал, на него глядя, что он опасен?

– А Рокетти?

– Рокетти, скорее всего, связной. И хотелось бы знать, с кем Локхарт через него связывается? Но это мы так скоро не определим. Раз уж он сбежал, то прятаться будет основательно. Локхарту же бежать и скрываться невозможно.

Денис хотел сказать, что Рокетти де ла Рокка мог быть связным между Локхартом и мнимыми американками. Но промолчал. Надо было, надо было сказать! А промолчал…

Угрызения совести сопровождали Давыдова до самого входа в «Метрополь».

Он вошел в свой номер, вызвал дежурную горничную, потребовал кофе и ванну. После бессонной ночи следовало взбодриться.

Сидя по уши в ароматной теплой пене, Давыдов думал, как быть с Гераськой. Нарсежак, сдав отчет, опять поступит в распоряжение СОВА, а Гераська?.. Ведь так мечтал парень стать официантом в «Чепухе»! И сам свою мечту разрушил ради службы Отечеству. Нужно будет что-то для него сделать…

Потом Денис спустился в кондитерскую, спросил еще кофе, горячий венский штрудель с яблоками и изюмом, свежих булочек, газет, и стал ждать Элис. Не обнаружив его рядом с собой, она уж догадается, где искать голодного любовника.

Там же, в кондитерской, можно было купить подарочные коробки конфет. Давыдов взял круглую жестяную бонбоньерку Константиновской фабрики, куда помещался фунт батончиков «Пралине», «Ланг-де-ша» и миндаля в шоколаде. Крышка была украшена портретом генералиссимуса Суворова, и ради одного этого портрета стоило взять бонбоньерку: полководец являлся окруженным цветами и гроздьями яркой малины, в такой же малиновый цвет были окрашены и его губы. Элис должна оценить прелесть этого шедевра.