Присутствие британского консула там, где Рокетти де ла Рокка добывал у безалаберных русских купцов стратегически опасные сведения, ничего хорошего не сулило.

Да и этой ночью ведь Локхарт был в «Чепухе»!..

– Продолжайте, – строго сказал капитан Нарсежаку.

– Ну, значит, я рассудил: если тут Мата Хари с медведем, то где-то поблизости должен быть и Бабушинский. И пошел налаживать себе наблюдательный пункт.

– Куда пошел?

– На лебедевский двор, конечно. Если там на ночь глядя приютили графский автомобиль, то и его самого – за милую душу. Опять же, госпожа Хари, коли она собирается полночи провести в «Стрельне», то где-то поблизости и заночует. Если только вообще не поселилась в цыганском таборе, с нее станется…

– Или если там ее не поселил Бабушинский, – подсказал Давыдов.

– Это – скорее всего, подумал я. Потому что, согласитесь, Денис Николаевич, не во всякую гостиницу пустят даму с такой «постельной собачкой». А цыгане – они привычные.

– И очень даже может быть, что она из-за медведя принуждена была съехать…

– Вполне. Ну, так вот. Устроил я себе лежку на крыше сарая. Оттуда двор хорошо виден. Того сарая, куда загнали автомобиль его сиятельства. Лежу, хорошо мне там, ночь теплая, да я еще тюфяком разжился – с веревки снял. Его, видать, проветривали и до утра висеть оставили…

Тут Давыдов едва ли не впервые в жизни ощутил зависть. Он тоже хотел бы вести себя, как Нарсежак, с лихостью влезая в опасные места и блаженствуя на крыше. Но это, видимо, приобреталось с опытом. Федору вон уже за сорок, да и на японской войне побывал, в самой мясорубке, на Квантунском плацдарме! А Давыдов… он, конечно, свою «Анну» тоже не за красивые глаза и белый локон получил, но ведь не сравнишь – или с японцами рубиться насмерть, или лазутчиков ихних отлавливать, да дезинформацию им подбрасывать…

– И слышу: во двор люди входят, идут и поют. Хорошо так поют, на два голоса, стройно. Думаю, рановато для цыган, им еще в «Стрельне» петь и петь. А это – сам Бабушинский! И при нем – черт знает что, в розовой размахайке по колено, на шее лиловый бант, волосня чуть не до пояса, глотка – натуральный Шаляпин!

– Бант, говорите?.. – насторожился Денис. – Так это сокровище у него в свите состоит. Не иначе, сманил где-то запойного дьякона и одел декадентом. Знаете, из тех, что безумные стихи вслух читают?

– Спаси и сохрани! – Нарсежак перекрестился. – Ну, я с крыши и – за Бабушинским. И надо было мне сразу его схватить, а я подумал: есть еще время, пусть своего чудака сбудет с рук. А он, Валерьян Демидович то есть, через весь двор – к другому сараю шасть. А в другом сарае у него – красный автомобиль. Кто ж знал, что он с пьяных глаз сам за руль сядет?

– И что, укатил?

– Только крикнул чудаку: никуда, мол, не уезжай, жди меня тут, я по делам и обратно! Ну, какие могут быть среди ночи дела? А укатил как?! Прямиком сквозь забор, снес – и вперед!

– Дела могут быть такие… – Давыдов задумался. – У него склады в Подмосковье, и если, скажем, где-то не доезжая Твери, то как раз к рассвету он бы уже был на складе, к большой радости своих кладовщиков…

– Может быть… Ну, значит, пришлось мне сидеть на лебедевском дворе, ждать этого купчину. Ждал я его более суток.

– А телефонировать в бюро?..

– Пытался! Из «Стрельны». Линия не работала. А далеко от «Стрельны» я бегать не мог – вдруг мой голубчик явится? Но нет худа без добра. Я много чего про цыган узнал такого, что в книжке не прочитаешь.