– А это что? Краска? – спросил Легушев, наткнувшись в бумагах на выписанные требования.
– Краска… А! Это шефская помощь. Завод шефствует над юношеской спортивной школой. Если не возражаете, я займусь этим сам…
Аркадий протянул руку и, Легушев, пытливо взглянув в глаза собеседника, отдал требования. От этого взгляда Аркадию захотелось вернуть бумаги. Он знал, о чем подумал Легушев: краски на заводе было много, и за воротами завода она продавалась в полцены. Но Аркадию краска была нужна именно для стрелковой школы. Когда-то до армии он сам ходил туда. Кандидатом в мастера спорта не стал, но в армии на стрельбищах набивал прилично и ездил на армейские соревнования, что разнообразило его монгольские будни.
– Я после познакомлю вас с директором школы. Отличный мужик.
Не прекращая улыбаться, Легушев кивнул.
Прощаясь, Легушев еще раз подал руку:
– Благодарю вас, товарищ, что вы так образцово вели дела. Вы коммунист?..
– Нет.
– Отчего же?..
– Все никак не найду время.
– Напрасно, напрасно… Задумайтесь, товарищ. Если дело в рекомендациях, то обращайтесь ко мне, заходите запросто!
–
А на следующий день Аркадий увидел, как девчата из машбюро, отложив работу, с улыбками моют окна и метут пол кабинета заместителя начальника цеха, а новый хозяин стоит в дверях, курит папироску и развлекает девушек шутками и историями.
За это в пятницу Легушев преподнес дамам букет цветов, коробку конфет и бутылку «Алиготе». Алкоголизм на заводе запрещался категорически, хотя пили все. И в машбюро вино разлили по чашкам, произнесли тост за нового руководителя.
Аркадия не приглашали, но встретив его в коридоре, Легушев позвал к себе в кабинет и вручил небольшой блокнот в четвертушку писчего листа. Блокнот сей был младшим братом записной самого Легушева с тисненными словами «Блокнот делегата», с телефонами столичных магазинов, вокзалов, кинотеатров.
– Надеюсь, сработаемся, – сказал Легушев на прощание.
Сработаемся…
–
– Ну что, рубероид стелить будем, или как?..
У рубероида есть неприятная особенность – полежав на солнце или в тепле, он слеживается, и рулон превращается в глыбу смолы.