Религиозные иконы и иконы моды

Блеск равен власти, это вам скажет каждый рэпер. Незамужняя Елизавета хотела показать свою независимую власть. Жемчуг ассоциируется не только с женственностью, чистотой и божественностью, но и является настоящим символом брака. Традиция возникла тысячи лет назад и частично обязана этим тому, что индуистский бог Кришна нашел самую первую жемчужину, олицетворяющую чистоту и любовь, и подарил ее своей дочери в день свадьбы. Многие другие культуры также включили жемчуг в свои свадебные ритуалы, поддержав традицию.

Жемчуг практически для всех олицетворяет чистоту, но он еще и ассоциируется с распространением христианства. Для христиан жемчуг стал символом Девы Марии, символом чистоты и непорочности души. В Новом Завете сказано, что ворота в рай сделаны из одной жемчужины. Становится понятно, почему только что вступившая на престол «королева-девственница» выбрала жемчуг своей эмблемой. Это вовсе не совпадение.

Портреты и описания Елизаветы на протяжении всего ее правления немыслимы без непревзойденной коллекции жемчуга. Мужчины и женщины при ее дворе были усыпаны жемчугом, но самые лучшие жемчужины, разумеется, были у королевы. Она носила такие тяжелые платья, что трудно представить, как в них можно было ходить. Судя по всему, Елизавета едва могла устоять на ногах, настолько густо они были расшиты жемчугом.

Пусть у нее не было «Перегрины», но ей принадлежали несколько родных сестер великолепной жемчужины, хотя и меньшего размера. На многочисленных портретах на королеве можно увидеть различные броши и колье, очень похожие на украшение Марии: квадратный бриллиант и прикрепленная к нему жемчужина. С одной стороны, Елизавета давала волю своей белой зависти: она хотела получить «Перегрину», но пока довольствовалась достойной копией, одной или двенадцатью… С другой стороны, она агрессивно демонстрировала английскому народу свой успех в приобретении богатств, сравнимых с богатствами испанских соперников. Она показывала свою силу «государя», как любила говорить сама Елизавета, более чем способного защитить свой народ и продвигать его интересы в опасном, расширяющемся мире. И народ понял свою королеву. Однажды, в период наивысшего напряжения, на глазах у испанского посланника «верный британский знатный господин вынул из кармана своих бархатных панталон жемчужину ценой 15 000 фунтов, раздробил ее, бросил в бокал с вином и произнес тост за Елизавету, королеву Англии, и за Филиппа, короля Испании».

Отлично осознающая силу впечатлений, Елизавета держала при дворе только красивых людей. Она издала специальный указ, который в деталях определял, кому и что следует надевать. Королева хотела, чтобы ее фрейлины выглядели хорошо, но не лучше, чем она. Сохранилась история о том, как леди Говард появилась при дворе в бархатном платье, украшенном жемчужной вышивкой. Когда Елизавета увидела платье, оно настолько ей понравилось, что она попросила «одолжить» его ей. Владелица согласилась, выбора у нее не было. К сожалению, леди Говард была ниже ростом, чем королева. Когда платье ей не подошло, леди Говард передали, что раз Елизавета не может его носить, то и никто другой не может[186].

Елизавета во многих отношениях была гением маркетинга, и товаром, который она продвигала, была она сама. Ее стали ассоциировать с жемчугом не только потому, что она владела им в огромных количествах и постоянно демонстрировала его. Елизавета намеренно использовала жемчуг и все связанные с ним ассоциации как самый главный элемент гигантского спектакля, помогавшего ей править.

Вспомните, она находилась в невыгодном положении. Она была монархом, но женщиной, и поэтому ее считали слабой и не подходящей для этой роли. Но Елизавета не имела ни малейшего желания выходить замуж и позволить мужу мешать ей. Она отказывалась видеть Англию под чужеземным правлением. Вместо того чтобы признать свою «ущербность» и мгновенно спрятаться за мужем, как это сделала ее старшая сестра, Елизавета поступила с точностью до наоборот. Она стала более публичной, чаще появлялась на публике и дала народу то, чего ему так отчаянно не хватало с того времени, как ее отец начал, но не закончил церковную реформу, – икону. Заявив о себе как о «королеве-девственнице», Елизавета сумела занять вакантное место в сердцах и умах своих подданных. Королева часто заявляла о том, что ей не нужен муж, потому что она «уже связана с супругом, королевством Англия»[187].

Она покрывала лицо густым слоем белил и украшала себя фунтами жемчуга. Хотя настоящая любовная жизнь Елизаветы I является предметом ожесточенных споров, королева до самой смерти поддерживала имидж девственницы. К тому моменту, когда ей исполнилось сорок, «культ Елизаветы», которую называли Глорианой, набирал обороты. Все ее портреты, подобно иконам, следовало снабжать официальной табличкой. В центре всех портретов был жемчуг, а также другие религиозные символы, олицетворявшие ее девственность, христианскую добродетель и женственность[188]. Елизавета стала одновременно служанкой народа и живым божеством, эффективно нейтрализовав любую ее критику как правительницы Англии с точки зрения пола, отсутствия мужа или ее религии.

Тщательно культивируемый имидж королевы требовалось постоянно поддерживать. Официальные портреты, полные символов, были только началом. Каждое лето Елизавета устраивала процессии, во время которых народ мог любоваться своей Глорианой с белым лицом, утопающей в жемчугах. Со временем день ее вступления на престол стал национальным праздником, хотя для католической Европы это был День святого Гуго. Елизавета возобновила традицию турниров и поединков, созданную ее отцом, но с существенными модификациями. Во время правления Генриха VIII эти турниры были спортивными соревнованиями для мальчиков. Елизавета превратила их в модные, гламурные события, целью которых было объединение английского народа в духе величия, рыцарства и великолепия времен короля Артура. По словам Джона Гая, «в этом протестантская пропаганда соединилась с изящной любовью, рыцарской и классической традициями, чтобы создать легенду о Елизавете как о девственнице-весталке реформированной религии, которую ее рыцари будут превозносить по случаю этого нового, почти религиозного праздника»[189].

История Елизаветы I во многих отношениях – это прямая противоположность истории несчастной Марии Антуанетты. Французскую королеву тоже ассоциировали с драгоценными камнями, но совершенно в ином качестве. Обе женщины еще при жизни стали символами. Но если Мария Антуанетта олицетворяла собой сексуальную, экономическую и моральную вину, Елизавета руководила тем, как ее воспринимали подданные, и использовала это восприятие как инструмент. Она использовала позитивные моральные коннотации драгоценных камней, чтобы достичь отраженных добродетелей.

Клеопатра носила изумруды, чтобы выглядеть богатой и сильной. Елизавета носила жемчуг, чтобы выглядеть девственной и святой. Та же игра, аспекты разные. Но изумруды принадлежали Египту. Жемчуг Англии не принадлежал. Он принадлежал Испании[190]. И Испанию это не забавляло.

Не слишком секретная служба ее величества

Когда Елизавета унаследовала трон, инфраструктура Англии разваливалась на части, страна находилась на грани новой религиозной гражданской войны и оказалась перед лицом военной угрозы из‑за рубежа. Хуже всего, что Филипп привык использовать английскую казну для финансирования войны (той самой, во время которой англичане потеряли Кале) и не стал возвращать долг. Поэтому Англия оказалась на мели. Что же делать девушке? Если эта девушка Елизавета I, то ответ один: нанять пиратов.

Или каперов. Капер – это гражданское лицо, а не морской офицер, которому разрешено правительством атаковать чужеземные суда в военное время. Корабль капера назывался «приватир». Имеющие официальное разрешение каперы могли весьма эффективным способом мобилизовать больше людей и кораблей во время войны, но не платить им в мирное время. По сути, это флот, но который сам себя финансирует. Любая ценная вещь становилась собственностью команды, сумевшей ее добыть. Каперы были сильной свободной рукой государства и весьма прибыльной профессией для моряков.

Разница между капером и пиратом – это всего лишь вопрос перспективы. С практической точки зрения пират и капер делают одно и то же: терроризируют, грабят и топят вражеские суда. Единственная ощутимая разница состоит в том, что у каперов обычно имеется официальное (иногда даже письменное) разрешение заниматься тем, чем они занимаются. Более того, каперы щедро платят государству, что превращает их в пиратов, которые платят налоги.

Елизавета стала не первым и не последним монархом, использовавшим каперов во время войны. Но она оказалась новатором, разрешив им действовать и в относительно мирный период. Поначалу это была молчаливая договоренность между Елизаветой и ее каперами, которая потом превратилась в ясный, пусть и устный контракт. Елизавета укомплектовала английский военный флот каперами, даровав пиратам, как нынешним, так и будущим, легальную неприкосновенность со стороны английского военного флота в обмен на их услуги. Королева дала понять, что ей доставит удовольствие, если они станут атаковать, грабить и топить каждое попавшееся на их пути испанское судно. Она потребовала, чтобы ей привозили весь жемчуг, захваченный на кораблях, идущих из испанского Мэна[191]. Намеренно позволив англо-испанским отношениям ухудшиться, Елизавета обеспечила Англии огромный доход. Она брала стандартную треть от награбленного, хотя испанская корона довольствовалась пятой частью с любого предприятия в Новом Свете. (Думаю, плата выше, если вы занимаетесь откровенно незаконным делом.) В конце концов Ватикан назвал Елизавету I «покровительницей еретиков и пиратов»[192].

Эти нападения на испанские корабли были и подпольной формой национальной обороны. Как сказал один из любимых капитанов королевы Елизаветы сэр Уолтер Рейли, то, что вредило Испании, усиливало безопасность Англии. В число «благородных разбойников», как иногда называли этих морских псов, попадали как вторые сыновья из аристократических семей, которым нечего было наследовать, так и преступники, которым нечего было терять. Были там и обычные мужчины, которым нравилась чуть более разнообразная жизнь и, разумеется, хорошие деньги. Они были яркими и привлекательными, с потрясающими рассказами о далеких странах и опасных морских сражениях наготове. Они всегда приходили к королеве с дарами, обычно в виде драгоценных камней.

Некоторые из наиболее успешных и ярких благородных разбойников, такие как сэр Френсис Дрейк, которого Елизавета произвела в рыцари на палубе его корабля, или сэр Уолтер Рейли, который назвал колонию Виргинией в ее честь, становились ее фаворитами при дворе. Они были бесстрашными, не подчинялись законам и настоящими мужчинами. Именно такие мужчины составят костяк пиратского флота королевы Елизаветы.