– Лизунов, кличка Угрюмый… Биржа труда… Кузьмин, кличка Перебежчик… Бильярдная… Казино… Маркер.

– Быстро наряд в казино! – приказал Земмельбауэр дежурному. – Там маркер в бильярдной. Кузьмин. Взять. Живым.

Спустя какое-то время дежурный вновь ворвался в комнату и выпалил:

– Маркер живым не дался. Убиты Зикель, Хаслер, тяжело ранен Вебер. Последнюю пулю маркер пустил в себя.

Я плотно сомкнул веки и сглотнул ком, подкатившийся к горлу. Прощай, мой друг! Прощай, Андрей!

В это время меня оглушил хохот. Дикий хохот, от которого кровь застыла в жилах. Хохотал Геннадий. Сомнений быть не могло: он рехнулся. В глазах зажегся огонь безумия. Он хохотал, выкрикивая непонятные слова, весь трясся, сгибался пополам, колотил скованными руками по коленям, стучал ногами и наконец свалился на пол. На губах его выступила пена.

– Заберите его! – скомандовал Земмельбауэр, скорчив брезгливую гримасу.

Дежурный схватил его под мышки и с трудом выволок из комнаты».

Но Дункелю, развалившему подполье и действовавшему под кличкой «Угрюмый», уйти не удалось. Ведь Дим-Димыч слышал, как Безродный назвал и Кузьмина, и Лизунова («Угрюмого»). Но Андрея взяли, а «Угрюмого» не тронули!

«С “Угрюмым” условились встретиться в левом крайнем углу кладбища, у могилы купца Шехворостова. Было тихо, прохладно, пахло гнилью. Нигде не бывает так печально и жутко, как на кладбище ночью. На небольшой полянке, окружённой вековыми клёнами и кустами жасмина, точно по середине, придавленный трёхметровым слоем земли, а поверх неё грубо отёсанной глыбой гранита, покоился прах купца второй гильдии Аверьяна Арсеньевича Шехворостова. На гладкой стороне гранита легко можно было разобрать три слова: “Вот и всё”.

Я раздвинул кусты и почти без шума вышел на поляну. Но “Угрюмый” обладал отличным слухом. Он мгновенно обернулся, скрестил руки на груди, но не произнес ни слова.

– Вы Лизунов?

– Я к вашим услугам, – ответил он вполне серьезно.

Все это заняло мгновение. Угрюмый сделал выпад, но я успел отскочить в сторону, и через секунду Угрюмый оказался на земле. Я быстро навалился на него всем телом и вцепился ему в горло. Почувствовав, как мускулы Угрюмого ослабли, я отпустил его глотку и защёлкнул наручники.

При выходе с кладбища я предупредил “Угрюмого”:

– Только без фокусов. Тут совсем близко. И молчок! Если издадите звук, он будет вашим последним звуком.

…Слушая признания “Угрюмого”, я все больше осознавал, какой страшный человек попал в наши руки, и попал с большим опозданием. Сколько крови пролито! Как легко удавалось ему выхватывать из наших рядов жертвы! Как близоруки и доверчивы были мы!

– Вы сказали, что в 1935 году в Гомеле к вам явился человек?

– С полномочиями СД. И я не назвал его? – спросил в свою очередь Дункель. – Вы это хотели спросить?

– Да.