Правда состоит в том, что такие, как Макарова-Гинзбург, были хладнокровными убийцами, извращенными садистами, изначально готовыми к предательству. Они сознательно выслуживались перед оккупантами ради пайки и тряпок, которые снимали с убитых, а затем напивались в солдатском казино и устраивали оргии с местными полицаями и фрицами.
Кончилось это тем, что летом 1943 года Макарова была отправлена в немецкий тыловой госпиталь на лечение от сифилиса, где начала сожительствовать с немецким поваром, который забрал ее с собой в Польшу. А когда того убили, Макарова попала в концлагерь в Кёнигсберге. После освобождения города Красной Армией она выдала себя за медсестру, украв военный билет, и устроилась работать в военный госпиталь, где познакомилась с раненным в ходе штурма города сержантом Виктором Гинзбургом. Вскоре они поженились, и женщина-палач, как и начальник «русского гестапо» Букин, преспокойно репатриировалась, переехав на родину мужа в Белоруссию, где и проживала до своего разоблачения и ареста, выступая перед школьниками как ветеран войны. Ее фотографии демонстрировались в местном музее.
Все это время «Тоньку-пулемётчицу» активно искали, но показания выживших были очень скудными. Главная проблема состояла в том, что она изменила фамилию. И вот наконец в 1976 году в Брянске один из прохожих набросился на некоего Николая Иванина, который оказался бывшим начальником той самой тюрьмы в поселке Локоть, при которой служила «Тонька-пулемётчица». На допросе Иванин показал, что сожительствовал с этой женщиной и назвал ее фамилию – Антонина Макарова. Следователи КГБ проверили всех гражданок СССР подходящего возраста – и снова мимо.
Разгадка пришла, лишь когда один из ее братьев, живший в Тюмени и работавший в системе Министерства обороны СССР, для выезда за границу заполнил анкету и указал, что пятеро его братьев носят фамилию Парфёнов и лишь одна сестра – Антонина Гинзбург, в девичестве Макарова (так ее записали в школе, перепутав фамилию и отчество). Гинзбург нашли и с помощью свидетелей установили ее личность. В сентябре 1978 года «Тонька-пулемётчица» была арестована и помещена в камеру № 54 СИЗО Брянска.
Ее муж, не зная причин ареста жены, будучи фронтовиком, стал добиваться ее освобождения и даже угрожал написать Брежневу и в ООН. К тому же у него от Антонины было две дочери. В конце концов следователям КГБ пришлось открыть ему правду. После этого Гинзбург «поседел и постарел за одну ночь» – ведь нацисты в Полоцке расстреляли всю его родню – и вместе с дочерьми уехал в неизвестном направлении. Их дальнейшая судьба неизвестна.
20 ноября 1978 года Антонина Макарова-Гинзбург была приговорена к высшей мере наказания и 11 августа 1979 года в 6 часов утра расстреляна.
Не всех предателей и пособников врага удается найти и покарать еще в этой жизни, но всех этих бывших русских неизбежно ждет вечное проклятие и духовная пустыня, «где плач и скрежет зубовный». Потому что есть и в природе, и в обществе неписаные законы – и законы эти нарушать нельзя.
Дух борьбы
Советские органы контрразведки, выстоявшие в жестокой схватке с немецкими спецслужбами, были разгромлены захватившей власть в стране кликой Хрущёва. Необоснованным преследованиям и гонениям подверглись многие выдающиеся деятели советской госбезопасности, такие как Берия, Меркулов, Абакумов, Мешик, Селивановский, Федотов, Фитин, Судоплатов и сотни других чекистов, внесших огромный вклад в Победу.
Хрущёва как троцкиста спецслужбы интересовали лишь постольку, поскольку они позволяли ему вмешиваться в дела других стран и служили орудием международных заговоров и политических убийств – возвращались времена Коминтерна. Ярким свидетельством тому является Карибский кризис, поставивший мир на грань ядерной войны. Контрразведчиков Хрущёв панически боялся – именно так он ориентировал своих ставленников в органах КГБ Шелепина и Семичастного. Как признается Леонид Млечин, «Никита Сергеевич требовал не только от центрального аппарата, но и от местных органов КГБ докладывать о своей работе партийным комитетам. Обкомы и крайкомы получили право заслушивать своих чекистов, они могли попросить ЦК убрать не понравившегося им руководителя управления КГБ. Хрущёв запретил проводить оперативные мероприятия в отношении партийных работников, то есть вести за ними наружное наблюдение, прослушивать их телефонные разговоры. Членов партии к негласному сотрудничеству можно было привлекать только в особых случаях. В отличие от своих предшественников и наследников Хрущёв спецслужбы не любил».
Генерал-майор Николай Владимирович Губернаторов в то время работал старшим следователем следственного отдела 6-го Управления КГБ и, по его словам, имел негативное мнение о всех трех бывших председателях – Серове, Шелепине и Семичастном, «явно случайно оказавшихся не на своем месте – по протекции Н.С. Хрущёва. <…> Шелепин, видимо, вскоре понял, что в КГБ он лавров не заработает, тем более что со стороны большинства чекистов он не ощущал ни симпатии, ни поддержки. Поэтому, обуреваемый корыстными амбициями, он при содействии своего благодетеля Н.С. Хрущёва вернулся в ЦК КПСС. При этом он добился назначения вместо себя председателем КГБ своего друга, тридцатисемилетнего комсомольца В.Е. Семичастного. Тот же в свою очередь привел в КГБ целую когорту своих приятелей комсомольцев. С лихой удалью и молодым задором он взялся за наведение порядка в инакомыслии. В работу разведки и контрразведки Семичастный не вникал, подготовкой и обновлением кадров не занимался. Многочисленные совещания, на которых Семичастный выступал с пустыми и трескучими речами, только раздражали опытных чекистов. Начались громкие провалы в разведке. А когда Светлана Аллилуева бежала в США и объявила там о публикации написанных ею мемуаров, в ЦК КПСС решили Семичастного снять».
Именно в 50-х – начале 60-х годов на путь предательства становятся высокопоставленные сотрудники ГРУ Генштаба Вооруженных сил СССР подполковник Пётр Попов, полковники Дмитрий Поляков и Олег Пеньковский. Остается на Западе нелегал подполковник Рейно Хейханен, который сдает резидента советской нелегальной разведки в США полковника Вильяма Фишера (Рудольфа Абеля). Из зарубежных резидентур уходят к противнику и перебираются в США сотрудники внешней разведки подполковник Юрий Растворов, майоры Пётр Дерябин и Анатолий Голицын. А предательство полковника польской разведки Михала Голеневского приводит к аресту в Англии советских нелегалов высочайшего уровня – Гордона Лонсдейла (полковника Конона Молодого) и Джорджа Блейка. Весной 1964 года в Женеве уходит на Запад сотрудник Второго Главка (контрразведка) КГБ при СМ СССР капитан Юрий Носенко – сын сталинского наркома и куратор Ли Харви Освальда, стрелявшего в президента США Джона Кеннеди.
Начиная с 1954 года «образованный на основе МВД и МГБ Комитет государственной безопасности (КГБ) неоднократно подвергался чисткам, бездумным переформированиям, – продолжает Губернаторов, – за это время были полностью заменены почти все руководители подразделений в центре и на местах… Органы КГБ оказались ослаблены и не смогли эффективно противостоять усиливавшейся подрывной деятельности противника…».
За истекший послевоенный период не было построено ни одного здания для КГБ. Разведка (ПГУ) располагалась на 7-м этаже основного здания и просто задыхалась от скученности. В небольших кабинетах ютились по 15–20 сотрудников. Второй Главк (контрразведку) немного разместили за счет «передислокации» Следственного управления в Лефортовскую тюрьму. А внутреннюю тюрьму заняли оперативные подразделения. Высшая школа КГБ размещалась в неприспособленном старом здании на Ленинградке. Высшая разведывательная школа (ВРШ), которая по-прежнему именовалась 101-й школой, сиротливо ютилась в ветхих деревянных бараках за городом в лесу.
Хрущёв ненавидел Сталина и чекистов и по личным мотивам. Это было связано с его сыном от первого брака, оказавшимся… предателем. Как пишет Арсен Мартиросян, «всю правду о старшем лейтенанте Леониде Никитиче Хрущёве никто и никогда не узнает. И всего лишь по той простой причине, что проклятый кукурузник, получив доступ к архивам, провел в 1953–1956 годах их чистку и изъял из личного дела сына протоколы допросов в немецком плену и другие компрометирующие Леонида документы».
В частности, Николай Добрюха, который помогал писать мемуары бывшим председателям КГБ Семичастному и Крючкову, задается вопросом: «Почему из “личного дела” сына Хрущёва так в наглую выдраны страницы, касающиеся тех военных лет, когда в судьбе его Лёньки появились вопросы? А взамен, хотя и наспех, но уверенно выдранных, от которых, правда, остались клочки, через 10–15 лет после войны вдруг возникли новые, датированные уже 60-ми годами…»
Чего же опасался Хрущёв? 17 февраля 1998 года «Независимая газета» опубликовала статью уже известного читателю бывшего первого заместителя Второго Главка (контрразведка) КГБ СССР генерал-майора Вадима Николаевича Удилова под заголовком «За что Хрущёв отомстил Сталину». На вопрос корреспондента «НГ», можно ли найти в архивах КГБ какие-либо документы или фотографии, касающиеся событий, о которых он рассказывает, Вадим Николаевич ответил: «Нет, вы ничего уже не найдёте. Хрущёв, придя к власти, сразу же позаботился, чтобы никаких следов этой истории не осталось».
По версии Удилова, ещё в начале 1941 года Леонид Хрущёв совершил уголовное преступление на почве злоупотребления алкоголем и должен был предстать перед судом военного трибунала. Однако благодаря отцу отделался лишь легким испугом. Вторым преступлением Леонида Хрущёва было убийство сослуживца во время попойки, после чего, по свидетельству Степана Микояна, который дружил с Леонидом, его судили и дали восемь лет, разрешив искупить вину кровью на фронте. Однако, по словам Удилова, истребитель, пилотируемый Леонидом Хрущёвым, ушел в сторону расположения немцев и бесследно исчез. Это произошло 11 марта 1943 года в районе города Жиздра. Поскольку обломки самолета найти не удалось, было высказано предположение, что Хрущёв совершил побег.
Когда Сталин узнал об этом, он приказал только что созданной военной контрразведке «Смерш» и 4-му Управлению НКВД СССР разыскать сына Хрущёва и доставить его в Москву вместе с документальными уликами, подтверждающими факты его предательства. Жиздра находится на границе Дятьковского района, который контролировался брянскими партизанами, что облегчало решение поставленной задачи. Леонида Хрущёва доставили в Москву, и Военный трибунал приговорил его к высшей мере наказания – расстрелу.
Узнав об этом, Хрущёв немедленно вылетел в Москву с фронта. О том, что было дальше, рассказывает заместитель начальника 9-го Управления КГБ СССР, Герой Советского Союза генерал-майор Михаил Степанович Докучаев: «Поскрёбышев доложил, что товарищ Хрущёв прибыл и ожидает в приёмной… Хрущёв заплакал, а потом стал рыдать. Мол, сын виноват, пусть его сурово накажут, только не расстреливают. Сталин сказал: “В сложившемся положении я ничем помочь не могу”. Хрущёв упал на колени. Умоляя, он стал ползти к ногам Сталина, который не ожидал такого поворота дела и сам растерялся. Сталин отступал, а Хрущёв полз за ним на коленях, плача и прося снисхождения для сына. Сталин просил Хрущёва встать и взять себя в руки, но тот был невменяем. Сталин вынужден был вызвать Поскрёбышева и охрану… Когда сотрудники охраны и врачи приводили Никиту Сергеевича в чувство, он всё время твердил: “Пощадите сына, не расстреливайте…”»