Ночью, накануне эвакуации, Мавзолей посетил Иосиф Виссарионович Сталин. Как вспоминал сотрудник личной охраны Сталина майор Алексей Трофимович Рыбин, Сталин молча постоял у саркофага и тихо сказал, как бы разговаривая сам с собой: «Под знаменем Ленина мы победили в Гражданской войне. Под знаменем Ленина мы победим и этого коварного врага». И погрозил кому-то указательным пальцем правой руки…
Поздним вечером 3 июля 1941 года спецпоезд с саркофагом покинул столицу. Поэтому 7 ноября 1941 года красноармейцы маршировали мимо пустого Мавзолея.
Для обеспечения безопасности на пути следования спецпоезда все стрелки были зашиты на костыли и закрыты на замки. Ни один состав не мог въехать на главную магистраль, по которой шел «литерный». Поезд с телом Ленина прибыл в Тюмень утром 7 июля 1941 года. Его встречал первый секретарь Тюменского горкома партии Дмитрий Семёнович Купцов, председатель Тюменского горисполкома Степан Фёдорович Загриняев и начальник горотдела НКГБ Степан Павлович Козов. «Нас встретил красивый, элегантный мужчина в штатском, – рассказывает Купцов. – Представился: “Профессор Збарский”, и показал решение Политбюро ЦК партии за подписью Молотова об эвакуации тела Ленина в Тюмень. И сразу предупредил: знать об этом должны только три человека – я, Загриняев и Козов».
Ночью ящик с телом Ленина перевезли в здание Тюменского сельхозтехникума – бывшего Александровского реального училища. Кстати, учившийся здесь вместе с моим прадедом будущий нарком Красин в 1924 году присутствовал на бальзамировании тела Ленина. Именно Красин был одним из инициаторов сохранения тела Ленина и возведения Мавзолея на Красной площади. По некоторым свидетельствам, Красин верил в грядущее воскрешение великих исторических личностей и как выдающийся инженер считал, что решающую роль в этом воскрешении должны будут сыграть достижения науки и техники. Он активно интересовался достижениями медицины – в частности, опытами по переливанию крови с целью омоложения и в перспективе достижения бессмертия. Горький считал Красина вторым после Ленина человеком в партии «по уму и таланту». Поэтому встреча душ этих выдающихся людей под сводами таинственного здания в Тюмени была не случайной – я допускаю, что она состоялась по инициативе Красина. Вполне возможно, что на ней присутствовал и мой прадед Степан Прокопьевич Опрокиднев.
Одна из аудиторий в левом крыле второго этажа здания под номером 15 стала траурным залом. Около дверей в нее был выставлен государственный пост № 1. Внутренний караул несла комендатура Кремля. Внешняя охрана была поручена тюменскому городскому отделу НКГБ – НКВД. «Помощником начальника Управления по кадрам был полковник И.С. Матросов, – пишет отец. – Он приехал из Москвы в составе кремлевской охраны, сопровождая тело В.И. Ленина, в 1941 году. Очень скромный культурный человек. Хорошо знал свое дело. С принимаемыми на работу беседовал очень обстоятельно. Уже при первой беседе со мной мне он сразу показался симпатичным человеком. С начальником Управления (Лобановым
Три года и девять месяцев тело Ильича находилось в Тюменском сельхозтехникуме, с 19 июля 1941 года по март 1945 года. Зимой 1944 года в Тюмень приехала правительственная комиссия. Она должна была дать заключение о состоянии тела Ленина и возможности его дальнейшего сохранения. В комиссию входили нарком здравоохранения СССР Георгий Андреевич Митерев, академики Николай Нилович Бурденко, Левон Абгарович Орбели и Алексей Иванович Абрикосов. Академик Абрикосов хорошо знал тело Ленина, ведь он руководил его вскрытием 22 января 1924 года и первым забальзамировал его, хотя в тот раз не очень удачно. Он и другие члены правительственной комиссии вынесли вердикт: «Тело Владимира Ильича за двадцать лет не изменилось. Оно хранит светлый облик Владимира Ильича, каким он сохранился в памяти советского народа…»
В том числе и моей. Для меня и сейчас Мавзолей Ленина является самым дорогим местом в Москве – ведь там наверняка присутствует дух Красина, а значит, возможно, и моего прадеда. Не говоря уж о Сталине и Дзержинском.
Мы часто бывали в Мавзолее с папой – обычно мы проходили без очереди, папа показывал охране удостоверение и нас пропускали. Нередко мы встречались, особенно по праздникам, с интересными людьми, от которых я узнавал много нового. Вот, например, как об этом пишет в своих воспоминаниях сам отец: «В 1960-х годах в Высшей школе работали многие легендарные личности, отважные разведчики, действовавшие во время войны в тылу врага, прославленные контрразведчики. Например, полковник Ю.В. Узлов, личность историческая. Когда-то он был в охране И.В. Сталина. От него я узнал, что Сталин мог разговаривать на английском языке, но делал это только на “перекурах”. Ю.В. Узлов подарил мне книгу “Янтарное море” с автографом: “Юрию Андреевичу от участника чекистской операции “Янтарное море” и одного из авторов этой книги – Ю. Стуритис (Узлов), 12 октября 1971 г.”. Хочу с большим уважением назвать имя Коноплёва Степана Фёдоровича, человека редкой смелости и контрразведывательного таланта. Он работал с легендарным разведчиком Николаем Ивановичем Кузнецовым, готовил его к деятельности в тылу у немцев… Человеком большой души был Степан Фёдорович. В 1978 году он подарил мне книгу “След кометы” с автографом: “Уважаемому Юрию Андреевичу Ведяеву на память о совместной работе в ВШ КГБ. От одного из авторов книги “След кометы”, 08.06.1978”. К сожалению, об Ю.В. Узлове и С.Ф. Коноплёве в Академии ФСБ уже мало кто помнит. Очень жаль. Это наша история».
От Степана Фёдоровича я узнал, что у Николая Кузнецова был серьезный недостаток – он говорил во сне. Полностью устранить этот недостаток не удавалось, но по крайней мере добились того, чтобы Кузнецов говорил во сне по-немецки. Но тут возникла другая проблема. У Кузнецова была невеста – очень красивая актриса. И вдруг она слышит, что ее жених во сне шепчет по-немецки – а это было уже после начала войны, кругом царила шпиономания, искали вражеских лазутчиков. И она донесла на него в НКВД – за женихом сразу же приехали и увезли его в неизвестном направлении. Впоследствии, находясь уже за линией фронта, Кузнецов написал невесте письмо и, уходя к немцам, оставил его командиру отряда Медведеву. Тот уже после войны разыскал невесту Кузнецова и передал ей письмо. Но, по его словам, она отнеслась к нему довольно равнодушно.
Вообще гибель Кузнецова до сих пор вызывает массу споров. Генерал-полковник Николай Михайлович Галушко был последним председателем КГБ Украины и в 1993 году создавал ФСК России (Федеральная служба контрразведки, предшественница ФСБ), в чем ему помогал и мой отец. Недавно мы говорили с Николаем Михайловичем, и он сказал, что темой Кузнецова подробно занимался Александр Константинович Шарков – в прошлом заместитель начальника 1-го Управления (внешняя разведка) КГБ УССР и начальник Главного управления разведки СБУ. Сейчас его уже нет в живых, но в 2009 году вышла его книга «Моя жизнь в разведке», в которой он приводит ранее неизвестные материалы о гибели Кузнецова. Вот что он пишет: «…Во время работы в СБУ мне довелось познакомиться с очень интересным коллегой, полковником Александром Михайловичем Горбанем, который посвятил немало сил исследованию одной из загадок Великой Отечественной войны – обстоятельствам гибели советского разведчика-нелегала Николая Ивановича Кузнецова».
Как следует из архивных документов, относительно места и обстоятельств гибели Кузнецова и его товарищей Каминского и Белова имеются две версии.
1. Кузнецов (он же «Грачёв», «Пух») со своими товарищами был расстрелян 2 марта 1944 года боевиками УПА в лесу вблизи села Белогородка Вербского (ныне Дубновского) района Ровенской области.
2. Кузнецов погиб 9 марта 1944 года в доме жителя села Боратин Подкаменского (ныне Бродовского) района Львовской области в стычке с боевиками УПА, подорвав себя гранатой.
Первая версия опирается на телеграмму в Берлин на имя шефа гестапо группенфюрера СС Генриха Мюллера от начальника полиции безопасности и СД в Галиции штандартенфюрера СС Йозефа Витиски, обнаруженную во Львове после ухода немцев. В ней, в частности, говорится, что одно из подразделений УПА «Черногора» 2 марта 1944 года задержало в лесу вблизи Белогородки трех «советско-русских шпионов». По документам это были Пауль Зиберт (псевдоним «Пух»), Ян Каминский и шофер Иван Белов. При них был обнаружен отчет об их агентурной деятельности, составленный лично «Пухом». Убив вице-губернатора Галиции доктора Бауэра и его секретаря, «Пух» и его товарищи скрылись в районе Золочева. Когда их машина была остановлена для проверки, «Пух» застрелил немецкого офицера и его адъютанта, бросил автомашину и вынужден был бежать в лес, где ему пришлось вести бои с подразделениями УПА. В заключение телеграммы указывается, что Пауль Зиберт и оба его спутника были найдены расстрелянными.
Для проверки этой версии в Дубновский райаппарат УКГБ по Ровенской области выезжали сотрудники госбезопасности Львовщины, где они знакомились с оперативными и следственными материалами, беседовали с местными жителями, в том числе с бывшими участниками УПА. Однако никаких сведений о гибели в этом районе Кузнецова и его товарищей добыто не было.
Один из участников отряда Медведева рядовой Фёдор Приступа в августе 1944 года рассказал: «Во время моей болезни тифом в феврале 1944 года в село Ганычев прибыл Грачев (Кузнецов), с ним два человека и два местных еврея как проводники, знавшие, где мы находились. Ночью 13 февраля 1944 г., приблизительно в 11 часов, пришли в квартиру евреи и говорят, что до нас пришел комиссар. Я знал, что у нас никакого комиссара не было, и я несколько раз спрашивал, какой комиссар. Евреи мне ответили, что он стоит во дворе и спрашивает, можно ли к нам пройти. Я сказал, что так. В то время сам схватил автомат и гранату, держа наизготовку, ожидая, когда войдут в квартиру. Мой товарищ Дроздов лежал с температурой, без сознания. Я еще в дверях узнал Грачева и сразу отбросил автомат. Грачев подошел ко мне, поздоровался и спросил за радиста Бурлака и радиостанцию. Я ему ответил, что Бурлак убит, а радиостанцию забрали немцы. Рассказал ему про всю нашу группу, как ее разбили, когда и где какие были бои. Тогда Грачев говорит мне, что он свое задание выполнил, сейчас нужно пробиваться в отряд. Далее Грачев, рассказывая о себе, сообщил, что он убил вице-губернатора во Львове. А затем, не доезжая Перемышлян в деревне Куровичах, их встретил майор и около 100 немцев, которые проверяли документы. Грачев вытащил документы и показал их майору. Тот же стал копаться в документах. В то время Грачев из автомата убил майора и несколько немцев, но документы схватили другие немцы и убежали. Тогда Грачев бросил машину и взял подводу, чтобы добраться в лес. В лесу Грачева и его товарищей встретили евреи, которые скрывались в том же лесу. Грачев был у тех евреев 2 дня (с 11 по 13). Грачев был в немецкой форме, прикрытой каким-то халатом. Остальные были в гражданской одежде. Я рассказал, где самое большое скопление участников УПА. Он сказал, что до Буска как-нибудь доберемся, а там есть радиостанция, вызовем самолет, а когда не будет самолета, то проберемся и так через фронт. Выехал Грачев из леса 14 февраля 1944 года в сторону Буска. Больше о нем никаких сведений не было».
Второй партизан, Василий Дроздов, показал: «6 января 1944 года мы, группа бойцов числом 21 человек, под командованием тов. Крутикова из Цусманских лесов пошли от Медведева в поход с целью проникнуть в г. Львов. После боя с участниками УПА у села Блотно при втором бое с немцами в селе Сивороги мы были рассеяны. В результате других столкновений с немцами нас осталось двое: я и Приступа. Согласно заранее выработанному условию мы обосновались в лесу близ села Ганичево, где должен был быть организован маяк. В лесу я заболел сыпным тифом, после чего мы обосновались в пустой хате в с. Ганичево. Когда я лежал больным, связанные с нами скрывавшиеся в лесу евреи провели к нам из леса трех партизан из отряда Медведева: тов. Грачева (я его хорошо знал по отряду Медведева) и еще двоих, которых я не знал. Разговора с Грачевым я не помню, так как у меня была высокая температура. Как мне потом рассказал Приступа, Грачев и его товарищи в ту же ночь ушли обратно в лес, где у скрывавшихся там евреев взяли проводника и ушли с ним по направлению Броды к линии фронта. Уже после ухода Грачева с проводником еврей-партизан по фамилии Баум показал мне записку, оставленную Грачевым о том, что его, Грачева, Баум хорошо принял и оказал помощь в предоставлении проводника, одежды, питания и прочее. Баум мне сказал, что наряду с запиской, после прихода Красной армии, Грачев просил устно передать властям, что он, Грачев, выполнил во Львове задание и вместе со своими товарищами пошел через линию фронта в тыл Красной армии. Позднее со слов еврея Зантрартера Нафтули мне стало известно, что в селе Билки-Шляхетские (15 км от Львова) якобы был поляк, товарищ большого начальника, убившего Бауэра. Это было уже после того, как по моим и Приступы расчетам Грачев и его товарищи должны были оказаться за линией фронта в тылу Красной армии».
Если Каминский действительно появлялся в Билке-Шляхетской, то следует предположить, что с Кузнецовым («Грачевым») что-то случилось и Каминскому пришлось одному вернуться в Билку-Шляхетскую. В октябре 1944 года были допрошены в качестве свидетелей участники еврейского партизанского отряда, действовавшего под командованием Оиле Баума в лесах Перемышлянского района на Львовщине: Абрам Бронштейн, Абрам Израилевич Баум и Марек Пейсахович Шпилька, которые подтвердили факт встречи с Грачёвым и его товарищами. Поэтому можно было предположить, что Кузнецов и его боевые товарищи погибли где-то в районе города Броды.
Кроме того, после войны местные жители села Боратин, расположенного в 10 км от города Броды, сообщили Подкаменскому райотделу госбезопасности, что в начале марта 1944 года в доме Степана Васильевича Голубовича боевиками группы УПА «Черногоры» были захвачены двое неизвестных в немецкой военной форме, один из которых подорвал себя гранатой и погиб. Так родилась вторая версия о гибели Кузнецова в селе Боратине Подкаменского (ныне Бродовского) района Львовской области.
По распоряжению начальника УКГБ по Львовской области была создана оперативно-следственная группа с задачей установить место и время гибели Николая Ивановича Кузнецова и его боевых товарищей – Яна Каминского и Ивана Белова. В течение 1958–1961 годов этой группой были опрошены десятки свидетелей, в том числе бывшие участники УПА. Была установлена личность командира группы УПА «Черногоры» – Михаила Карпия, 1921 года рождения, уроженца села Куты Бусского района Львовской области, который в период немецко-фашистской оккупации служил в полиции, а затем ушел в УПА.