— Мне кажется, я знаю, кто убийца, — внезапно сказал Жерар, словно отвечая на его немой вопрос. И поскольку Жан, оцепеневший от изумления, никак не отреагировал, он добавил: — Я говорю о человеке, который похитил Сибиллу.
Жан резко обернулся. Гигант стоял посреди гостиной, дыша тяжело и размеренно. Жан почувствовал, как вся кровь отхлынула у него от лица. Возможно ли, что Жерар действительно это узнал? Во всяком случае, он выглядел серьезным, как никогда.
— Что ты такое говоришь?!
— Я не уверен полностью. К тому же Бланш против меня. Я говорил с ним об этом, но он ничего не хочет слушать.
Жан ничего не понимал.
— Помнишь, я рассказывал о своей пациентке? Она считает себя лошадью и боится, что ее отправят к живодеру…
Да, об этой пациентке Жерар с гордостью поведал еще в первую их встречу после долгой разлуки… Жан и сам мельком видел ее в клинике, когда она пыталась избежать сеанса гидротерапии. Но он не понимал, какая связь существует между нею и убийцей.
— Прежде чем я буду рассказывать дальше, я хочу, чтобы ты кое-что прочитал.
Жерар подошел к нему и открыл книгу в том месте, где лежала закладка.
— Что за книга?
— «Медико-философский трактат о психических расстройствах» Филиппа Пинеля.
Жан мельком подумал о том, уж не сходит ли с ума он сам. Конечно, он слышал о Пинеле, психиатре, который среди прочего прославился тем, что настоял на освобождении умалишенных от цепей в конце XV века. Он первым потребовал, чтобы с душевнобольными обращались как с людьми, а не как с дикими животными в зоологическом саду. Но почему вдруг Жерар вспомнил о нем сейчас?
— Это обязательно читать? — на всякий случай спросил Жан.
— Это описание параноидной мании, включающей в себя манию убийства, — ответил Жерар. — Очень познавательно.
Жан взял книгу. Привычный к трактатам такого рода, он скользил глазами по строчкам, мысленно отмечая отрывки, вызывающие эхо в его сознании:
«Единственный сын, воспитанный слабой и снисходительной матерью… дурные склонности возросли и укрепились с возрастом… унаследованное крупное состояние окончательно устранило все преграды растущим желаниям… Когда какое-то домашнее животное, будь то собака, лошадь или овца, чем-то вызывало его досаду, он приказывал его убить…»
Жан поднял глаза на своего друга. Тот выглядел торжествующим, словно алхимик, нашедший наконец философский камень. Жан снова погрузился в трактат Пинеля в поисках хоть какого-то намека, который подсказал бы ему, о чем идет речь.
«…став во взрослом возрасте полноправным обладателем громадного состояния, он распоряжался им весьма здраво, исполнял все свои обязанности перед обществом и даже прославился благотворительностью… Однажды, разозлившись на женщину, которая сказала ему какую-то грубость, он швырнул ее в колодец…»
Он снова поднял голову. Жерар смотрел на него горящими глазами.
— Что все этот значит? — спросил Жан. — Что ты пытаешься мне сказать?