- Какой срок?
- Тридцать недель.
- У нас хорошие врачи. Постараются сохранить…
- Хорошо бы, - всхлипываю в голос.
- Так, слезы прекращаем, садимся в кресло-каталку и едем, - подходят ко мне две толстеньких акушерки. – Такси подано. Только не плачь, девочка, ладно?
Киваю сквозь слезы. Слышу как хирургические объясняют коллегам.
- Мужа подстрелили. Очень тяжелый. Ушиб сердца и легких. Сам Гаретов приехал оперировать…
«Очень тяжелый! Ушиб сердца», - бьет по голове словно кувалдой. Мой Степа! Мой!
В глазах темнеет, а ноги заливает прозрачная жидкость.
Началось, мамочки! Началось! Дай бог нам всем удачи!
Глава 56
Медленно прихожу в себя, словно выплываю из черного мутного марева. Пытаюсь сфокусироваться на звуках вокруг и не могу. Снова отрубаюсь. Слышу голоса. Мужские, женские. Что-то обсуждают. Какого-то тяжелого больного. Делают неутешительные прогнозы. Говорить не сможет, даже дышать самостоятельно.
Пристрелите меня, что ли?
Вспоминаю, как бежал по лестнице. Кого-то хотел защитить. Защитник хренов. Подставился как дурак. Посчитал, что броник спасет. Но жахнули в меня с двух сторон. Девка выстрелила из какого-то мудреного пекаря и пацан какой-то из Макарова приложился. Серьезно подготовились черти. Не ожидал. А за кого вписался? Зачем сам решил подставиться?
Пытаюсь вспомнить. Получается с трудом. Откуда-то из глубины души выплывает имя.
Ира моя. Люблю.
И тут же как тумблер проворачивается! Точно, твою мать. Ирка моя. Ирочка!
Снова прислушиваюсь к голосам. Теперь они звучат яснее и четче. Один мужской знакомый до потери пульса. Зорро, блин. Опять меня взяли, что ли?
Да нет же! Комом обрушиваются воспоминания. Вагон СВ, наши перепалки с Ириным братом. И нападение, твою мать. Как я мог допустить, чтобы меня подстрелили? Понадеялся на авось. Сам же и поплатился.
Еще голос. Знакомый, почти родной. Сохатый, брателла. Тоже здесь. Говорит что-то не торопясь, кого-то убеждает. А я даже «мяу» сказать не могу. Лежу поленом и жду, когда заговорит она. Моя Ира.