Глава 12

Лорд Лорейн не спеша зажигал свечи, как будто на это требовалось много времени. Калли озиралась по сторонам. Дедушка привел ее в помещение необычной формы – оно находилось над внушительным входом в тюдоровском стиле. Калли живо представила, как раньше здесь собирались жившие в доме леди – они приходили сюда почитать и повышивать при дневном свете, льющемся из огромных распашных окон в мелком переплете. А может быть, они, волнуясь, ждали, когда их возлюбленные прискачут к дому, чтобы просить их руки.

– Привычка иногда бывает такой же вредной, как откровенное зло, – произнес ее дед с печальным вздохом: судя по всему, он очень жалел о некоторых собственных привычках.

– Может быть, но, если вам так не нравилось то, что тогда происходило, почему вы много лет назад не вмешались в наши с Гидеоном дела? – с любопытством спросила она.

– Возможно, я и считаю себя тугодумом, но в конце концов мне удалось научиться не делать другим еще хуже. Если бы только я позволил твоему отцу самому решать свою судьбу, возможно, сейчас мы были бы официально признанными родственниками, а он мог быть еще жив. Но я настоял, чтобы он женился на девушке по моему выбору. К сожалению, оказалось, что она не в состоянии исполнять супружеские обязанности… Надо ли напоминать, что бедная девочка даже сейчас с трудом может находиться в одной комнате с представителем моего пола моложе семидесяти лет!

– Это не извиняет того, что он сделал с моей матерью, – возразила Калли.

– Его ничто не извиняет, но он был молод, слаб и, должно быть, испытывал сомнения в связи с будущей свадьбой, к которой его подталкивала ошибка его родителей… Я позволил его матери избаловать его, когда оказалось, что из всех наших детей только он пережил младенческие годы. И мне не хватило силы воли, чтобы самому оказывать на него влияние. Я лишь не позволил ему выбрать спутницу жизни по своему вкусу, хотя именно такой выбор ему следовало сделать по праву. Моему Уиллу никогда и ни за что не приходилось бороться, поэтому он пошел на попятный при первых признаках сопротивления и поступил, как ему было велено. Замечательно, что Соммерс оказался хорошим человеком, который не отвернулся от дочери и ее ребенка. Я не оправдываю Уилла, но большая часть вины лежит на мне.

– Наверное, моя мать не считалась блестящей партией, – согласилась Калли, чувствуя, что предает свою очень юную мать. Впрочем, нынешняя миссис Уиллоуби не питала почти никаких чувств к дочери, которая должна была постоянно напоминать ей о собственной глупости. – Дедушка Соммерс был самым настоящим джентльменом – лучшего я не встречала, – но родственники не хотели посылать его в хорошую школу, а потом в университет, чтобы он стал ученым, как ему хотелось… Ничего удивительного, что вы и леди Лорейн не обрадовались, когда ваш сын объявил о своем намерении жениться на младшей дочери приходского священника, а не на титулованной леди, которую подобрали для него вы.

– Трудность в том, что он так и не стал ей мужем и опорой по-настоящему. Он что-то бессвязно говорил о девушке, рядом с которой он ощущал себя лучшим человеком… Повторяю, он не умел бороться за свое счастье… Жалел об этом до последнего дня, но ему не хватило смелости убежать с любимой и рискнуть остаться без гроша. Позже он признался: его любимая уверяла, что хочет выйти за человека состоятельного, обладателя хорошего имения. Но, по-моему, такое заявление больше в духе не твоей матери, а твоей тетки. У Серафины Соммерс всегда было хитрое лицо, даже в детстве, и она, бывало, до синяков щипала других девочек, которые оказывались красивее или живее, чем она. Каждая девочка в приходе была или хорошенькой, или милой, так что я совсем не удивлен, что Серафина выросла настоящей мегерой. Мне бы еще тогда понять, что она что-то замышляет!

– Едва ли вы могли это понять, если мой отец так и не признался, на ком он хочет жениться.

– Может быть, и нет, но воспитание – дело любопытное, верно? Ты и твоя мать жили в том же доме и получили то же образование, что Серафина Бартл, но вы с ней как небо и земля. Отец Гидеона обращался с ним хуже, чем с дворняжкой, однако он вырос хорошим и благородным человеком. Положа руку на сердце, можешь ли ты представить его настолько слабым и бесхребетным, чтобы он бросил любимую женщину и еще нерожденного ребенка и женился на женщине, которая не выносила даже его прикосновений, только потому, что ему так велели?

– Нет, – ответила Калли, понимая, что ее загнал в ловушку очень коварный противник. – Он убежал бы на шотландскую границу прежде, чем кто-либо понял, что они сбежали.

– Так почему, Калли, ты по-прежнему винишь его в своих невзгодах?

– Потому что я слаба, как мой отец, – ответила она, вставая и начиная расхаживать перед темными окнами. – Когда мой мир распался на куски, я прогнала Гидеона. Он умолял, чтобы я осталась рядом, пусть даже я больше не хочу с ним жить, но я ответила отказом и пожелала начать жизнь сначала там, где можно притвориться, будто ничего вообще не было. – Калли не оборачивалась, чтобы не видеть упрека в черных глазах собеседника, так похожих на ее собственные. – Тогда я думала только о себе; я хотела, чтобы он страдал, мучился и чувствовал себя мертвым внутри, как я… И мне это удалось. Так что… понимаешь, дедушка, я не заслуживаю счастья! И не знаю, буду ли счастлива еще когда-нибудь.

– Мы можем наслаждаться незаслуженным счастьем вместе, – послышался у нее из-за спины сдавленный голос Гидеона, и Калли ахнула от ужаса: оказывается, он все слышал!

– После всего, что я наговорила, заставив тебя отвернуться от меня? – уныло спросила она, глядя на его отражение в темном оконном стекле, когда он подошел ближе.

– Будь я тогда сильнее, я бы поставил палатку в горах, когда ты отказалась жить со мной под одной крышей, – сказал он, вставая с ней рядом. – Тогда нам обоим еще предстояло повзрослеть, верно, Калли?

– Судя по всему, ты повзрослел, – проронила она и нашла в себе смелость развернуться и посмотреть на него в упор. Лорд Лорейн выглядел почти таким же потрясенным, как она: Гидеону удалось проникнуть в комнату совершенно бесшумно. Калли тут же простила его за то, что он подслушал ее слова, хотя она предпочла бы скрыть свои чувства. Ее дед поерзал в кресле и откашлялся, как будто ему трудно было говорить от переполнявших его чувств. Атмосфера в уютной комнате заметно накалилась.

– Мне давно пора спать, – проворчал лорд Лорейн, направляясь к выходу и отмахиваясь от руки, предложенной Гидеоном. – Мы с тобой можем поговорить и в другой день, моя дорогая, но Гидеон слишком долго ждал возможности высказаться. На будущее запомни: этот господин способен, если пожелает, услышать гораздо больше, чем ты захочешь ему сказать!

– Я ошибалась насчет него, – тихо сказала она.