– Конечно, значат! Мы с тобой оба прекрасно понимаем: если бы я призналась в том, что у меня есть тайный воздыхатель, ты разорвал бы его пополам, а меня запер в самой высокой башне твоего замка, – улыбнулась она, позволив его сердцу немного оттаять.
Гидеон с трудом удерживался от желания зацеловать жену до бесчувствия. Лучше всего не торопить события. Нельзя бегать, пока не научишься ходить. Ему не хотелось, чтобы его страсть поломала хрупкую связь, которая, кажется, налаживается между ними кирпичик за кирпичиком. Интересно, удастся ли ему убедить ее в том, что он очень рад, что его жена пишет романы? Лишь бы она писала их живя с ним, а не одна и не с теткой.
– Гидеон, почему это Бидди машет тряпкой из окна? Вид у нее очень странный.
– Машет тряпкой? – воскликнул он и обернулся, заметив сигнал, о котором они с Бидди договорились заранее. – Дьявол, даже раньше, чем я ожидал! Извини, мне надо спешить, иначе я опоздаю, – рассеянно проговорил он и бросился бежать, надеясь, что она поймет: он с куда большей охотой остался бы и поговорил с ней, но нельзя терять ни минуты.
Глава 6
Долю секунды Калли смотрела, как ее муж бежит к дому с таким видом, будто там пожар. Она, конечно, могла бы остаться здесь и подождать, когда он вернется и расскажет, что задумал… но Гидеон и раньше не очень любил делиться секретами, поэтому она поспешила за ним. И дело не в том, что ей невыносимо было расставаться с ним теперь, когда они снова оказались друг подле друга, – все дело в любопытстве, простом и понятном. Сердце у нее бешено колотилось – правда, она бежала со всех ног, чтобы догнать его.
– Оставайся здесь! – приказал он, когда они очутились в холле и он понял, что она бежит за ним по пятам.
– Нет, – прошептала она и подтолкнула его к лестнице, давая понять, что спорить с ней бессмысленно.
– Ты выводишь меня из себя, женщина, – еле слышно прошептал он и побежал наверх. – Не шуми и не выдавай нас!
Плотно сжав губы, она изо всех сил старалась шагать так же тихо, как Гидеон, что оказалось невозможным. Ей с трудом удалось не наступить на скрипучую ступеньку, а он шагнул на нее, как будто даже не думая. Должно быть, он заранее обошел дом, имея в виду как раз такое предприятие. Все выглядело так, словно опасные приключения, на которые намекала леди Виржиния, когда приезжала, происходили на самом деле и вовсе не были хитроумной выдумкой с целью смягчить ее сердце, как она тогда подумала. Она обрадовалась, что не знала о его приключениях заранее, и одновременно ужаснулась: мужчина, который слишком хорошо осведомлен о жизни преступного мира, уже не станет прежним Гидеоном – идеалистом, любящим юношей… Да что с ней такое?! Неужели ей хочется, чтобы они снова сблизились?
Тем временем они добрались до верхней площадки и направились к лестнице, ведущей на чердак. Происходящее вдруг показалось ей таким нелепым, что она остановилась, стараясь понять, что чувствует, когда инстинктивно держится как можно ближе к нему. Когда Гидеон рядом, кажется, что все правильно и она в безопасности… Дверь, которая вела на чердак, отворилась совершенно беззвучно. Почему петли так хорошо смазаны, если на чердаке ничего нет, кроме старого хлама? Горничные спят в другом крыле, а конюх живет над конюшней.
Почему Гидеон крадется к куче пыльного мусора, как будто идет по следу важной государственной тайны? Калли заметила следы в пыли на винтовой лестнице и задержала дыхание, потом недоверчиво покачала головой. Ей невольно передалось волнение мужа. Калли приложила руку к груди; сердце екнуло от суеверного ужаса. Потом она строго сказала себе: сейчас не время для привидений. Они поднялись на несколько ступенек, и Гидеон взмахом руки велел ей остановиться. Застыв на месте, она злилась на себя за то, что повинуется его приказам, словно солдат на параде. Судя по тихим голосам, доносившимся сверху, там разговаривали двое; они стояли в самом дальнем от лестницы углу. Досадуя на него за то, что он отгораживает ее от опасности, она подтолкнула его в поясницу, чтобы он шагал дальше. Он сопротивлялся, стоя стеной между ней и тем, что ждало впереди. Должно быть, он почувствовал ее досаду, потому что нехотя сделал еще шаг, после чего Калли тоже стало слышно, о чем говорят наверху. Сначала она узнала теткин голос, затем чей-то более высокий голос ей ответил. Почему Китти разговаривает с теткой здесь, хотя то же самое можно было бы делать внизу, в чистоте и удобстве? Не похоже было, чтобы они обсуждали фасоны платьев из канифаса и коленкора, – наверху хранились рулоны материи на платья и фартуки для горничных.
– Вы нахалка, – донесся до Калли властный теткин голос. Очевидно, она пыталась запугать Китти, как запугивала учениц. – Никто не поверит словам горничной, которая возводит напраслину на состоятельную даму, занимающую видное положение.
– А никому и не нужно верить. Я получу деньги и сохраню место за собой до тех пор, пока сама не решу уйти. Ведь вы же не хотите, миссис Бартл, чтобы я поделилась с констеблями тем, что мне известно?
– Я сменила фамилию, чтобы во мне не признали вдову разорившегося дурака. Никто не осудил бы меня, но я не хотела, чтобы мне сочувствовали…
– Если хотите, можете называть себя хоть королевой фей. Тут другое любопытно: что вы сделали с вашим муженьком. Видите ли, я умею читать. Странно, что вы так и не потрудились выяснить: на предыдущее место меня взяли специально для того, чтобы я не давала старушке проказничать. Она научила меня пользоваться моими талантами. Я только потом сообразила, что зря доверяла ей: ведь она меня выдала.
– Наверное, поняла, какая вы хитрая лиса.
– Миссис Бартл, на вашем месте я бы выражалась осторожнее. После того как все узнают, что вы сделали, чтобы удержать здесь вашу племянницу и получать денежки ее мужа, никто вам не поверит. Славная история для бульварных листков! Наверное, я заработаю целое состояние, если вам хватит глупости не откупаться от меня.
Калли поняла, почему Гидеон призывал ее хранить молчание. Слова Китти били ее по голове, как удары грома; она сразу поняла, что горничная говорит правду. Ей удалось подавить вздох ужаса, но она насторожилась, как Гидеон, когда поняла: все эти годы тетка обманывала ее. Когда он был рядом – когда ее Гидеон стоял рядом, – его правда каким-то чудом отменила теткину ложь. Как она могла поверить той клевете, которую плела про него Серафина вплоть до вчерашнего дня? Был ли он прав? Не считала ли она его виновным в глубине души? Может быть, было проще переваливать вину на мужа, но разве после этого она не трусиха – а не только дурочка? Она ожесточилась против него и поверила, что тетка ее любит, потому что Серафина не отвернулась от нее, как все остальные. Каждое якобы случайно оброненное пренебрежительное замечание о ее внешности, тонко рассчитанные напоминания о беспечности мужа заставляли ее сжиматься и страдать, но она не видела правды, потому что легче было ничего не замечать.
– Кому-кому, а вам никто не поверит, – фыркнула тетя Серафина. – Я приказала конюху убрать отсюда старый хлам и освободить сундуки для багажа племянницы, а уж он-то читать не умеет, так что через несколько минут здесь останется только пепел.