Книги

Об Солженицына. Заметки о стране и литературе

22
18
20
22
24
26
28
30

Теперь, собственно, о самом письме. Мнения разделились – одни сочли обращение Юрия пародией и стебом – не слишком тонким, грубоватым даже, разом профилактирующим всё разразившееся и потенциальное либеральное обличительство «Спящих». Дескать, предвосхитил, превысил, воспроизвел известный стиль, смысл и пафос и снял все вопросы. (Ну ведь и впрямь, нельзя же всерьез воспринять обороты типа «прогрессивное поколение», тем паче «лучшие умы», не говоря о «моих преступлениях». «Эта страна» – тоже не быковский лексикон.) Да и стилистика слишком восходит к известным, заманчивым для пародирования образцам, от покаянных самоинвектив Иоанна Грозного до обращений провинившихся совписов в грозные инстанции (почти всегда содержавших «фигу в кармане»; забавно, что одна из рецензентов «Спящих», Анастасия Миронова, ищет Юрию Быкову назойливую параллель в лице Александра Фадеева).

Собственно, и набор «лучших умов», успевших высказаться о сериале (и главным образом, о Быкове), провоцирует воспринять обращение как стеб – качество сих кукрыниксов общеизвестно… Радиоведущая Ксения Ларина, ее гость на «Эхе» Николай Сванидзе (пропагандисты гвоздят контрпропагандистов – известное дело), обозревательница «Газеты. ру», упомянутая Анастасия Миронова.

На последней остановлюсь чуть подробнее – ее рецензия «„Спящие“ вместо апрельских тезисов» весьма показательна и релевантна. Г-жа Миронова судит Быкова не по законам какого-либо художественного жанра и, не дай господь, правилам, им самим над собой установленным, но исключительно исходя из циркуляров либеральной жандармерии. Отсюда «нерукопожатность» как магистральный символ, нарастающая истерика как метод, владение историческим материалом на перестроечном уровне как инструмент и проблемы с русским языком как свойство… Забавнее всего – непонятно на чем основанная твердая установка пасти творческие народы. Другое дело, что в истерику Анастасия, как следует из ее прежних текстов, умело впадает по любому поводу, которым могут стать и сквозняки, и советское детство, а уж предстоящие выборы и Быков – по определению. В ее творческую манеру органично входят фразы типа «То начатый роман по заказу Сталина „Черная металлургия“ стал вдруг не нужен». Кто больше нужен самой Мироновой – хороший психотерапевт или хороший редактор, я сказать затрудняюсь. Наверное, как всегда, всё вместе.

И, кстати, прогрессивные мнения относительно «Спящих» тоже весьма неоднозначны – обозреватель «Медузы» Егор Москвитин справедливо помещает сериал Сергея Минаева – Юрия Быкова – Федора Бондарчука (продюсер «Спящих») в наиболее адекватный ряд – западных шпионских и не менее пропагандистских аналогов (голливудские «Служба новостей» и «Американская история ужасов», скандинавская «Оккупация»). И даже находит в «Спящих» групповые политические выгоды: «Сериал из-за его агрессивной тематики хочется досмотреть до конца; обижаться на него так же странно, как, например, возражать против показа карикатурной „Смерти Сталина“ в России. К тому же „Спящие“ устанавливают рекорд по присутствию оппозиционной повестки в прайм-тайме федерального канала. Здесь только и делают, что говорят про „распил, который крышуется на самом верхнем уровне“ и тому подобное. И хотя соответствующие реплики вложены в уста неприятных и истеричных персонажей, слова все равно остаются словами. Так что этот дикий сериал – и сам в каком-то смысле „спящий агент“, который работает на всех и сразу».

Тем не менее изрядная часть обсуждающих быковское покаяние товарищей полагает: покаяние серьезное, искреннее и, похоже, вполне на разрыв аорты. Вторая часть письма – весомое свидетельство в пользу подобной констатации (хотя бы потому, что фразами вроде «я всё просрал» пародии не иллюстрируют).

Что ж, в этом случае я могу предположить, и тоже на полном серьезе: подоплека покаяния Юрия Быкова содержится в знакомой, увы, коллизии – снимает он для масс, условных «ватников», и по самоощущению к ним близок, а нравиться желает либералам, «лучшим умам» в его версии.

И тут необходимо учитывать принципиальный аспект «денег на искусство» – если не административное, то хозяйственное руководство кинематографом по-прежнему осуществляет публика определенного направления. Однако был ли у Быкова чисто стратегический расчет – в наших условиях статусом большого художника со всеми вытекающими бонусами способна наделить известная тусовка – не знаю, не уверен. Насколько я представляю Юрия, тут, скорее, не практические соображения, а внутренние его экзистенции и рефлексии – объяснению которых, строго говоря, челобитная и посвящена.

Случай-то, надо сказать, отнюдь не частный – скажем, большинство отечественных рокеров в этой коллизии безошибочно выбирали тусовку, хотя бы потому, что знали – добрый народ всегда простит и примет.

А самый выдающийся пример подобной тенденции – Владимир Высоцкий. Кумир миллионов, один из главных героев огромной страны, уверенный, по свидетельству Оксаны Афанасьевой, в своем высоком социальном статусе, в последние годы жутко страдал даже не по причине отсутствия официального признания (вполне анекдотическая ситуация с книжкой и Союзом писателей), но от охлаждения отношений (были и прямые разрывы) с кругом, к которому принадлежал. Братская коммуна Большого Каретного (которой, впрочем, как выясняется, особо и не существовало), артисты и «друзья» Таганки, поэты-шестидесятники, диссида… То есть симпатии маленькой группки интеллигентов (чья оголтелость в адрес Высоцкого диктовалась элементарной завистью) в каких-то ситуациях ему казались предпочтительней народного признания. Отсюда его рефлексии, вечная провокация конфликта между поэтом и обществом, которого в случае ВВ, казалось бы, существовать не могло. Обращения к «психопатам и кликушам» звучат вполне фальшиво, а стихи про «Черного человека в костюме сером» спасает этот универсальный есенинский Черный Человек – «подлое мое второе я». Недоброжелателей своих Высоцкий знал в лицо и, посылая безадресные ругательства в массу, как будто заговаривал ближний враждебный круг, не теряя надежды нравиться и возобновить дружество…

Похоже, не правда ли?

И здесь придется сказать дидактические, но необходимые банальности. Желание нравиться – более чем понятно в творце, пусть даже он предпочитает не «зрительскую массу», а поклонников, умеющих говорить комплименты и красиво ухаживать с букетами. Тут у всех своя свадьба.

Рефлексии, сомнения, самоедство и комплексы художника абсолютно естественны – и сколь ни были бы скандальны и публичны, изначально противоположны гордыне и пиару. Мильон терзаний способен добавить нечто нашему восприятию существующих произведений, но ничего от них не убавит: «Майор», «Дурак», «Метод», «Спящие» состоялись и остаются с нами. «Спящие», надо думать, как в свое время и «Дурак», еще принесут Юрию Быкову немало сюрпризов в духе «ваш роман прочитали».

Не случайно фраза другого художника, тоже крепко склонного к рефлексиям – «Я обиделся и ушел. Вернее, остался», – звучит для нас вовсе не стебом и абсурдом, вызывает не хмыканье и кривые усмешки, но добрую улыбку и глубокое понимание.

Тусовка у совка[23]

Необходимо подвергнуть ревизии еще один миф. О том, что главными симпатизантами Советской империи (уничижительно – «Совка») является пропутинское большинство, «ватная Россия», или, как сейчас модно говорить, – глубинный народ.

Берусь утверждать и аргументировать: всё обстоит с точностью до наоборот. Адептами «совка» во многих его разнообразных контекстах и проявлениях остаются как раз граждане либерально-планетарного мировоззрения. И чем более продвинутым слывет либерал, тем заметней его жгучая связь с проклинаемой супердержавой.

В лице прогрессивных мыслителей, обвиняющих народ в гибельных пристрастиях к советской архаике, мы имеем дело с известной манипулятивной технологией. Переносом на посторонний (а то и враждебный) объект собственных комплексов и поведенческих практик.

Известный видеоблогер Юрий Дудь не так давно презентовал свой новый фильм «Русский Вудсток» – о рок-фестивале Moscow Music Peace Festival, отшумевшем на «Лужниках» в августе 1989 года. Работу Дудя успели просвистеть до дыр (рэпер Рич издевательски назвал кино «Вдудьстоком») – в частности, за плохую режиссуру – в фильме как бы два самостоятельных сюжета, неубедительно склеенных, – фестивально-репортажно-мемуарный, с одной стороны и – хроника лабораторного взлета и естественного падения группы «Парк Горького» – с другой. Необходимо, однако, знать, что за обоими субкультурными явлениями стоял продюсер Стас Намин – и тогда произведение Дудя обретает некую внутреннюю, хоть и в несколько «джинсовые» тона окрашенную логику. Ругали кино и за непомерную восторженность задним числом и, главным образом – за тотальную мифологизацию события и его хронотопа.

В последнем мне видится момент наиболее знаковый: 1989 год – это уже никакая не перестройка, а держава, летящая в тартарары. «Проклятое прошлое» многократно и во всех вариантах разоблачено, осмеяно и закошмарено; национальные окраины лихорадит, а где-то – открытая война и резня, Прибалтика отложилась по факту, и чем всё в ближайшие год-два кончится – ясно практически всем. Многое было понятно даже нам, 19-20-летним пацанам, служившим в тот год в армии и стоявшим на боевых дежурствах, где контакт с внешним миром, сами понимаете, весьма затруднен.

Между тем, предлагается вот какой краткий курс – два продюсера, советский Стас Намин и американский Док Макги, решили провести фестиваль модного хард-энд-хеви в Москве и тем самым разрушить символический железный занавес и реальный СССР. Ну, еще пацаны подъехали – Оззи Осборн там, Джон Бон Джови, Себастьян Бах… И разрушили. А через тридцать лет в компанию разрушителей взяли тогдашнего трехлетку Юру Дудя – «сочтемся славою, ведь мы свои же люди».