Так, при образовании самостоятельной семьи считалось обязательным спрашивать совета родителей. Почему? Они — единственные во всем мире люди, которые желают тебе добра. (Для всех остальных — это твои проблемы… Они могут всякого тебе нажелать). К этому же родители при решении твоего вопроса будут руководствоваться спокойным разумом, не отягощенным возрастными сексуальными проблемами, которые обычно приостанавливают работу разума. Без родителей столько ошибок элементарных наделал! Чуть не «утонул» в жизненных передрягах, сотворенных самим собой.
А сейчас нами правит гордыня: мы сами с усами, мы умнее своих предков! Ой ли? Читая Библию, нравоучения Плутарха и других древних мыслителей, написанные более 2 тысяч лет назад, об этом не подумаешь!
Так вот, возвращаясь к заветам своей мамы, я приведу такой случай. Где-то в возрасте 4–5 лет я, зареванный, прибежал домой, держась за зад. Мама:
Что с тобой?
— Алешка пнул больно мне своим тяжелым валенком! (Алешка — хулиганистый паренек старше меня лет на 5).
— Ах, Алешка! — мама хватает полотенце (привычное ее орудие наказания) и начинает хлестать им меня по больному месту, приговаривая:
. — Я тебе говорила, что Алешка плохой, не связывайся с ним, а ты зачем к нему подошел? Зачем с ним играл?!..
Очень показательное нравоучение. Физической-то боли от хлестания полотенцем нет, а до конца жизни буду помнить и благодарить маму!
Кстати, о полотенце. Иногда, наказывая им нас, своих любимых детей, за всякие проказы и видя, что мы не поняли и не уразумели, говорила:
Ну, что ж, скажу отцу, раз ты меня не понимаешь и не слушаешься.
После этих слов мамы мы сразу просили прощения.
Отец наш — тятя, как мы звали его — человек, увлеченный общественными делами, борец за общую справедливость, беспартийный большевик (о чем позже скажу) был очень решительный. Он мог наказать безжалостно, об этом мы знали от старших братьев, кто с ним столкнулся. (Я, последний, поэтому ни разу не был наказан отцом — братья предупредили). Мама создала и держала такой авторитет отца, какой позволил помочь ей воспитать нас, шестерых сыновей, оградив от хулиганства и прочих соблазнов. В результате выиграла она, выиграли мы, выиграл отец, выиграло общество. Вот так строилась семья, вот на чем она держалась. Ни один из нас не слышал даже споров между отцом и мамой. А ведь не все, далеко не все было гладко между ними, как я уже после смерти их узнал и понял.
Разбирая вещи и бумаги, после смерти отца, я обнаружил два удостоверения членов общества воинствующих безбожников (это страшное создание большевиков) — отца и мамы. Отец, увлеченный большевизмом, записал и свою жену, очень религиозного человека, в это гнусное общество. А ее старший сын, получивший по ее настоянию образование, но уже в большевистской школе, первый комсомолец в деревне, рьяно боровшийся с «опиумом для народа», оставил ей только одну, самую маленькую икону, порубив все остальные.
Какое терпение надо было иметь маме!.. (А с другой стороны, вот цена увлечения борьбой за мифическую общую справедливость за счет подавления самого близкого человека. Вот цена этому диавольскому марксизму — ленинизму, провозглашавшему на словах счастье для всех, а на деле подавлявшему большую часть людей, коверкая их жизнь. Ну, да об этом позже).
В 1947 или 1948 гг. (вроде) мы с мамой на лошади ездили в г. Яранск, где учился мой брат Анатолий в мед. техникуме. Сделав все дела, мы пошли в церковь (единственную действующую по назначению на весь бывший уезд). Когда во время богослужения наступила пора молиться на коленях, во мне взыграла гордыня, уже вскормленная комсоветской школой:
— Мам, я на колени не встану….
Мама вынуждена была сказать мне, чтоб я вышел из церкви и подождал ее там. Дорогой она горько-горько плакала, приговаривая со слезами и вздыхая::
Грешница я, грешница, нарожала я нехристей…
Мне, 9-ти летнему, тогда было не понять того, что сейчас меня мучит неотступно… Маме не было еще и 60 лет, как заболела она неизлечимо очень мучительной болезнью (рак пищевода). Без обезболивающих уколов (какие уколы в советской деревне!) она с обескураживающей стойкостью без единого стона перенесла длительное (почти годовое) умирание.
— Это Бог меня наказал за мой великий грех, — говорила она все слабеющим голосом, — народила я нехристей. Лень, не бойся меня, когда я умру, простись со мною, поцелуй меня в лоб. Дай, Бог, тебе счастья.