— Этот ублюдок, этот конченый сукин сын…он выкупил все! Слышишь? Он каким-то долбаным образом узнал и выкупил…всеееее! Я без денег! Я без гроша, я…в заднице, брат! Я в такой глубокой заднице! Мартелли потеряли абсолютно ВСЕ СОСТОЯНИЕ!
И вдруг заметил меня в полурасстёгнутом платье, с растрепанными волосами, стоящую почти за спиной Сальваторе.
— Что…что она здесь делает?
— Как что? — смеясь ответил Сальваторе. — Она пришла в гости, побеседовать со мной. Да, невестка?
— Ты что упала в реку?! Иди в дом, потом поговорим! — и повернулся к Сальваторе, сейчас почему-то я волновала его меньше всего, а он…он совершенно не волновал меня и даже раздражал своим появлением. — Ты слышишь, что я тебе говорю? Чжичжу скупил все, что я выставил в залог! ВСЕ СКУПИЛ! Он узнал… и предложил больше… меня просто слили этому уроду. Гребаные ростовщики меня тупо слили! Это конец, Сальва! Казна пуста! Я…я мне нечего туда положить… я без копейки. У меня один доллар на валютном счету и…
— И двадцать восемь центов, если быть точным. За эти деньги ты сможешь купить коробок спичек и прилюдно себя сжечь. Позволь тебе представиться, я до сих пор этого не сделал — Винченцо, он же Чжичжу, он же Паук в переводе с китайского. Он же я — Сальваторе ди Мартелли. Так что нет, Мартелли не потеряли все. Все потерял ты…а точнее, вот-вот потеряешь.
Марко стоит напротив Сальвы и постепенно становится не просто белым, он приобретает цвет мела. Его губы синеют, как у мертвеца. Как, наверное, и мои.
По мере того, как Сальваторе говорил, у его брата подгибались колени. Я видела, как они дрожат. Как трясутся его руки, и дергается непослушный седоватый чуб.
Это были минуты, когда я в последний раз испытывала и жалость, жалость и презрение одновременно, я даже не подозревала в тот момент, насколько моя интуиция правильно реагирует на происходящее, а червяк сомнений в Марко гложет изнутри и выворачивает душу, но как же не хочется ему верить. Все внутри горело, как после раскалённого железа, как будто я глотнула с самого жерла вулкана.
Я стояла и смотрела только на Сальву, а он выпрямился и сложил руки за спиной. Возвысился надо мной и над моим мужем, как скала, и давил одним своим видом, своим взглядом из-под косматых бровей, своими стиснутыми челюстями. Как будто его взгляд мог душить, как удавка.
— Ты? — переспросил Марко. — Ты и есть этот проклятый Чжичжу? Да? Это…все тыыыыы!
— Я и есть этот проклятый, даааа, это все я… Как ты и есть тот самый проклятый ублюдок, который запер меня в китайской тюрьме, как ты и есть тот долбаный моральный урод, который заплатил кучу бабла, чтобы меня подстрелили на площади, чтобы приехала полиция и нашла в карманах раненого старшего брата наркоту. — с каждым словом он наступал на Марко, а тот пятился назад с перекошенным лицом, а я стояла и лишь отрицательно качала головой. Я вросла в землю. В крутящуюся под ногами землю, которая раскачивалась с такой силой, что меня начинало тошнить. А от боли ломило каждую кость, каждую клеточку моего тела сводило от адской боли и не отпускало ни на секунду. Никогда в моей жизни мне еще не было настолько больно.
— И ты знал, что мне грозит за наркотики. Ты все рассчитал. Рассчитал, что меня расстреляют или повесят, а ты…ты, бл*дь, увезешь мою женщину, станешь на мое место и заберешь все, что принадлежит мне!
— НЕТ! — заорала так, что запекло горло и заложило уши, колени подогнулись, и я упала, упираясь на руки и чувствуя, что больше не смогу подняться.
— Да! Дааааа! Мать твою, тысячу раз да! Вы…вы оба похоронили меня там. Вы оба предали меня.
Повернулся ко мне и сделал несколько шагов теперь уже в мою сторону. Нет, не наклонился, не поднял меня с земли, а стал рядом, как палач, как инквизитор, который занес надо мной топор и вот-вот опустит на шею.
— Что такое, моя неверная венчаная жена…А? Он разве не сказал тебе, что оставил меня там умирать, что приговорил меня к смерти? Не сказал…мой трусливый и жалкий братец? Ему яиц не хватило признаться? Что не умаляет твоей вины, Юля! Моя долбаная шлюха-жена Юлия.
И швырнул мне в лицо какие-то бумаги. Они неприятно резанули щеки и рассыпались веером вокруг.
— Сотни копий. Я сделал для тебя целую сотню этих копий. Даже здесь он обвел тебя вокруг пальца. Вот оно настоящее свидетельство о венчании. Копия, которая сохранилась в Храме, где ты давала клятву быть моей вечно. Да…запись о венчании вносится в две книги на случай пожара или наводнения. Ты велел одну из них уничтожить, но не знал о существовании второй. Так вот на этой записи, Юлия, стоит твое имя и мое. И на ней ты все еще принадлежишь мне, двоемужница, которую сотню лет назад замуровали бы заживо за разврат и измену.
Дрожащими пальцами подняла одну из бумаг и поднесла к лицу, но рассмотреть не могла. У меня все расплывалось перед глазами. Я ослепла. Я ничего перед собой не видела. Мне хотелось, чтоб он замолчал, и одновременно хотелось, чтобы никогда не прекращал говорить.