Джеймс брал у Эстель уроки музыки. Его противостояние с фортепиано выглядело умилительно и дико, но Джеймс показывал себя старательным учеником. Под бдительным руководством Эстель он вел сентиментальную мелодию, пока его пальцы раз за разом не соскакивали мимо нот. Он ругался и начинал заново. Им двигал особый азарт. В очередной раз спутав «ми» и «ре», Джеймс всплеснул руками и матерно выразился. Эстель оставила его слова без комментариев и вместо этого перехватила клавиши. Гостиная заполнилась музыкой, — плавный, нежный мотив постепенно перетекал в более настойчивый и тревожный, чаруя своей силой.
— Нина, вот ты где! — в зал ворвался Люциус, неся подмышкой объемный бумажный рулон, — придешь на мое выступление?
Она с трудом могла припомнить, когда встречала Люциуса в последний раз, отчего само его появление сбило с толку сильнее услышанного. Он сел рядом с Ниной и всучил в руки плакат с громким заголовком «Невероятный Люциус Страйдер».
Ниже витиеватым шрифтом —
А далее портрет: лицо — эталон мужской красоты, черные кудри, зеленые глаза — все узнаваемые черты Люциуса присутствовали, но что-то делало его написанный образ расхожим с действительностью, — он был еще прекраснее, чем в жизни. Не таким бледным, не таким изнеможенным. Может, настоящий Люциус и пытался скрыть следы усталости за обаятельной улыбкой, но потускневший взгляд выдавал все.
— Будет много фокусов, — он поднес руку к лицу Нину и выудил из воздуха монетку, — ты не пожалеешь, — Люциус вложил добычу ей в ладонь и покинул гостиную так же стремительно, как и вошел.
Впечатленная простым трюком, Нина пребывала в состоянии легкого ступора. Она даже не сразу поняла, что произошло, когда кто-то из-за спины грубо выдернул афишу. Стремительно обернувшись, Нина застала человека, которого, к непомерному удивлению, видела впервые.
— Эти плакаты однозначно лучше предыдущих, — с кислой улыбкой оценил мужчина.
Он был строен и высок. Лицо носило властные черты — широкие, квадратные скулы, тяжелые брови, а прямой нос и чувственные губы делали внешность нескучно смазливой. По опущенным уголкам глаз можно было заключить о его меланхоличной натуре, но что-то подсказывало Нине, что человек перед ней скорей вспыльчивого темперамента. Его золотисто-каштановые волосы были всклокочены, как будто он только встал с постели, а рукава белой рубашки закатаны выше локтей, обнажая на внутренней стороне предплечья темный рисунок, — на татуированных игральных картах вместо трех главных достоинств красовались черепа.
С появлением незнакомца в гостиной замерла тишина: прервалась музыка, смолкли разговоры. Эстель одарила мужчину хмурым взглядом, на что тот невинно пожал плечами:
— А что такое? Я все это время был здесь.
Его благородная осанка и гордо поставленная голова вызывали восхищение. Он отбросил афишу и, перепрыгнув через изголовье дивана, оказался рядом с Ниной:
— Мы незнакомы. Я Ричард, — его приглушенный голос звучал таинственно и даже интимно.
— Нина, — она протянула ему руку, но в ответ столкнулась с усмешкой.
— Я не сказал, что это приятное знакомство.
Последовало неловкое молчание, требующее ответа. Нина заглянула в дразнящие золотистые глаза Ричарда и по заветам Джеймса грубо бросила:
— Да мне плевать.
Запрокинув голову, Ричард рассмеялся. Смехом он обратился к остальным, но нарвался на мрачные лица и затих. Неуклюже похлопав изголовье напоследок, Ричард удалился восвояси, и Нина окинула зал рассерженным взором. Она чувствовала себя оскорбленной и, как ни странно, вины Ричарда в этом не усматривала.
— О ком еще я не знаю в этом доме? — вопрос прозвучал сухо и был адресован сразу всем.
— Незнакомцев для тебя здесь больше нет, — голос Эстель дрогнул, дав небольшую трещину напускной невозмутимости. — Просто Ричард такой скрытный, он не любит показываться…