И тут я, разговаривая с Сарой о дальнейших действиях в отношение мивоков (ведь она была моим заместителем по индейским вопросам), заметил, что животик у нее начал округляться – как, впрочем, и у многих других наших гражданок. Только вот Сара не была замечена в каких-либо отношениях с противоположным полом. И я спросил у Лизы, от кого, интересно, у Сары будет ребенок. На что она мне сказала с грустной усмешкой:
– Ты что, еще не догадался?..
4. И ты тоже?
Когда я простодушно сказал, что не знаю, кто отец Сариного ребенка, и попытался выпытать это у Лизы, она мне почему-то ничего не сказала, добавив лишь, что завтра суббота, десятое октября, и ей предстоит быть крестной матерью у Тепин – пардон, с завтрашнего дня официально Татьяны. Так по крайней мере ее будут именовать в церкви. Поэтому у нее сейчас куча дел, а я пристаю к ней с глупыми вопросами.
Другие девушки, крещеные в католичество, православными становились без обряда крещения – только через исповедь, и потому Местли давно уже стала Марией, Шочитль Светланой, а Патли Пелагеей. И, в числе многочисленных свадеб – было заключено более тридцати только лишь с момента нашего возвращения – Местли вышла замуж за Сашу Ахтырцева, а Шочитль – за Федю Князева. Только лишь Патли, она же Пабавит и Пелагея, пока ещё женихом не обзавелась, хотя заинтересованных было много, девушка была очень красивой.
Нас эти свадьбы тоже коснулись напрямую – у Местли свидетельницей от невесты была Лиза, а Федя попросил меня стать свидетелем от жениха, послезавтра же свидетельницей у Тепин опять будет Лиза, так что времени, которого и так было в обрез, становилось ещё меньше. Ведь нужно было не только держать венец над головой жениха или невесты (а венцы были старые, тяжёлые – на голову такие не наденешь…), но и помогать невесте и жениху, причем не только свидетелю, но и супругу такового. Хоть с платьями и костюмами вопрос не стоял – их шили девушки с «Москвы», из шёлка или хлопка, по выбору – до революции практически каждая дама умела рукодельничать.
И вот отгремела последняя свадьба, прошел банкет, и Лиза сказала:
– Милый, я сейчас приду – надо зайти к Оле (так она уже давно именовала матушку Ольгу).
Вернувшись через полчаса, она бросилась ко мне на шею:
– Любимый, у меня для тебя две хороших новости и одна не очень, а также одна небольшая просьба.
– Давай!
– Сначала самая лучшая новость: у нас с тобой будет ребенок!!
Я подхватил ее на руки и закружил по маленькой каюте. Она прижималась ко мне всем телом, радостно улыбаясь, а потом сказала:
– Отпусти меня, это еще не все. Теперь не очень хорошая – Оля считает, что мне нельзя с тобой ехать – слишком тяжелая поездка, и с медициной на корабле будет сложнее, чем здесь. Более того, мне теперь противопоказано лечить инфекционных больных, чтобы самой не заразиться.
Я немного погрустнел, хотя первая новость все-таки не давала мне унывать.
– Милая, как же я без тебя буду целых два или даже три года – и не увижу ни рождения нашего с тобой ребёночка, ни первых лет его жизни. Даже не буду знать, мальчик это или девочка.
– Давай хотя бы имена придумаем, пока ты здесь. А все остальное – увы… Мне тоже тяжело, даже очень. Но не бойся, помни, что я тебя буду ждать – точнее, мы тебя будем ждать. И ты вернёшься, я верю в это… Вот это и есть вторая хорошая новость.
Я обнял ее и долго-долго целовал в губы, потом мы незаметно оказались в постели. Что было дальше, описывать, как обычно, не буду. Потом, лежа в моих объятиях, Лиза добавила:
– Оля предложила Ренату в качестве моей замены, и та согласилась. Скорее всего, вам придется отложить начало экспедиции – мне надо будет ввести ее в курс дела. Думаю, что к первому ноября она будет готова. Оля поговорит с Володей, а меня попросила обговорить это с тобой.
– Ты знаешь, для меня каждый день с тобой теперь на вес золота. Так что меня это не печалит. Тем более, к двадцатому числу мы укладывались, но еле-еле.