Тот факт, что все прошло настолько гладко, является лучшим доказательством тщательности подготовки и планирования, а также эффективности учений, которые выработали у солдат и работников многочисленных служб своего рода автоматизм.
После погрузки на транспортные и десантные суда изоляция стала еще более очевидной. Солдатам раздали спасательные жилеты, таблетки от морской болезни и аптечки, а вместе с ними некоторую сумму во французских франках, что подтвердило уже зародившееся предположение, что их целью является Франция. Чтобы как-то снизить стресс, решено было кормить личный состав чаще и при этом максимально увеличить порции. Бойцы штурмовых рот мрачно шутили:
Погода вносит коррективы
Успех вторжения едва ли не напрямую зависел от благоприятной погоды. При этом она оставалась единственным фактором, неподвластным человеческому контролю и воздействию. С середины мая специальный комитет метеорологов под руководством начальника метеослужбы при штабе Верховного главнокомандующего полковника Джозефа Стэгга дважды в день предоставлял Эйзенхауэру прогноз погоды на ближайшие 48 часов. Метеослужба союзников располагала флотилией специализированных судов, разбросанных по всем уголкам Атлантики, что позволяло с определенной степенью точности предсказывать, как будет меняться погода в следующие 24, 48 и 72 часа в конкретном районе океана или областях, прилегающих к побережью Атлантики. В книге «Крестовый поход в Европу» Дуайт Эйзенхауэр писал: «Мы встречались с метеорологическим комитетом дважды в день — в 9.30 вечера и в 4.00 утра. Комитет возглавлял строгий, но крайне осторожный шотландец полковник Стэгг. На этих встречах полная информация тщательно анализировалась экспертами, а итоги анализа рассматривались собравшимися». Задача полковника Стэгга была непростой. Мало того, что прогноз погоды сам по себе был подобен гаданию на кофейной гуще, ему приходилось согласовывать точки зрения трех разных групп метеорологов: американского бюро Уайдвинг, Метеоуправления в Данстейбле и лондонских синоптиков из Адмиралтейства. Свое мнение имели также метеослужбы флота и ВВС.
В течение мая погода была отличной, а прогнозы комитета синоптиков полностью оправдывались. Но, как пишет Эйзенхауэр, «с приближением критического периода напряженность росла, поскольку перспективы хорошей погоды становились все призрачнее». 2 июня метеорологи предупредили командующего, что «общая погодная ситуация от Британских островов до Ньюфаундленда за последние дни переменилась и представляет теперь большую потенциальную опасность». Утром 3 июня поступили уточненные сведения — 5-го, 6-го и 7-го июня погодные условия будут неблагоприятными для проведения десантной операции. Ветер усилится и принесет низкую и плотную облачность, а волнение на море достигнет 6–7 баллов. На вечернем совещании необходимо было принять решение: давать ход операции или перенести ее на следующий благоприятный период через три недели. Решать нужно было немедленно, потому что часть кораблей со штурмовыми войсками уже вышла в море и, в случае отмены, их надлежало в срочном порядке вернуть назад. За окнами штаб-квартиры в Саутвик-Хаус стояла спокойная и ясная ночь. Тем не менее, полковник Стэгг подтвердил утреннюю сводку. Он работал под невероятным прессингом и много раз ему вспоминалось шутливое напутствие генерала Моргана. Свои поздравления в связи с вступлением полковника в должность главного метеоролога SHAEF он сопроводил словами:
Ответственный за продвижение конвоев капитан Ричард Кураж из центра связи при штабе Верховного главнокомандующего отправил каждому из вышедших в море конвоев шифрованную радиограмму с приказом вернуться. Он не знал, получено ли его сообщение, поскольку на конвоях был введен строжайший режим радиомолчания. Поэтому в воздух был поднят самолет-амфибия, пилоту которого поручили проследить, что все конвои благополучно возвращаются. Выяснилось, что один конвой — U.2A — все же не получил шифрованное радиосообщение и продолжает идти к нормандскому берегу. Пилот отыскал его в море и сумел повернуть назад. Другой самолет, принадлежавший береговой охране, нагнал и вернул соединение тральщиков, которое расчищало проходы в минных полях и находилось в тот момент всего в 35 милях от побережья Нормандии. Не удалось связаться лишь с капитанами лодок-малюток Х-20 и Х-23. Их задача состояла в том, чтобы подойти как можно ближе к берегу на флангах участков «Джуно» и «Сворд» и оставаться в подводном положении до запланированного часа «Ч», а затем всплыть на поверхность и обозначить края зон высадки с помощью радиомаяка, гидролокатора и направленного в сторону моря сигнального прожектора. Побережье здесь имело очень мало характерных ориентиров, и лодки должны были стать своего рода вешками, обозначающими границы между участками. Экипажам этих лодок придется провести в подводном положении 27 долгих и мучительных часов неизвестности, прежде чем будет получено подтверждение, что высадка начинается.
На судах и кораблях солдаты и офицеры изнывали от скуки и морской болезни. Известие об отсрочке было принято со смешанным чувством облегчения и раздражения. Отплывший из Солента канадский репортер Роберт Росс Манро был приписан к штабу канадских сил на борту корабля «Хилари». Он вспоминал:
Для рядовых солдат ожидание в тесных трюмах десантных судов с минимумом информации о происходящем, но при массе слухов, было тягостным занятием. Младший капрал Стир вспоминал:
На очередном совещании в Саутвик-Хаусе в 21.30 4 июня полковник Стэгг заявил:
Последовала довольно длительная пауза, потом контр-адмирал Кризи задал первый вопрос. «Каковы шансы, что погодные условия со среды до пятницы могут оказаться лучше тех, что вы сейчас изложили?» А главный маршал авиации Тэддер добавил:
Айку предстояло принять очень сложное решение. Высадка в неблагоприятных условиях имела большие шансы на поражение, но и перенос вторжения на 20 июня не сулил ничего хорошего. Сохранить тайну в этом случае наверняка не удастся, и у противника будет достаточно времени, чтобы успеть перебросить войска в Нормандию. Монти считал, что надо начинать, несмотря ни на что. Ли-Мэллори и Тэддер опасались, что предварительный авианалет будет малоэффективным. Окончательное решение так и не было принято — Эйзенхауэр отложил это на утро следующего дня. Метеорологам пришлось провести еще одну бессонную ночь, тщательно сличая данные, стараясь избежать роковой ошибки. Незадолго до четырех утра 5 июня старшие офицеры в очередной раз собрались в конференц-зале. В книге воспоминаний «Прогноз для «Оверлорда» полковник Стэгг подробно описал это последнее совещание. Когда он вошел,
Обстоятельства, сопровождавшие принятие решения о высадке в Нормандии, чрезвычайно интересны с точки зрения альтернативной истории. Что если бы метеорологам не удалось распознать «окно» хорошей погоды? Или команде полковника Стэгга не удалось бы убедить Эйзенхауэра начать именно в ночь на 6 июня? По другую сторону Ла-Манша немцы, располагая куда меньшими возможностями точного прогнозирования погоды, полагали, что непогода продлится долго, и были уверены, что в подобных условиях вторжение состояться не может. Из-за сильного ветра и волнения на море были отозваны постановщики мин Кригсмарине. В 7 часов утра 4 июня, предупредив Рундштедта, фельдмаршал Роммель уехал домой в Геррлинген. Он посчитал, что может побыть с женой в ее день рождения, а потом еще и съездить в Ставку фюрера, чтобы в очередной раз попробовать убедить его передать под прямое командование штаба группы армий «В» хотя бы часть танковых резервов. Когда Роммель выезжал из штаб-квартиры в замке Ла-Рош-Гийон, пошел моросящий дождь. Фельдмаршал посмотрел на небо и сказал:
Офицеры штаба генерал-лейтенанта Маркса готовились поздравить своего «старика» с днем рождения. Даже перехваченные сообщения, содержащие строки из стихотворения Поля Верлена «Осенняя песнь», которые, по данным Абвера, информировали Сопротивление о скором начале вторжения, были проигнорированы 7-й армией. Командир 716-й пехотной дивизии генерал-лейтенант Рихтер так объяснил это в ходе послевоенного допроса: