Комнату заливает солнечный свет, и я просыпаюсь, чувствуя себя… снова живой.
Не знаю, по какой причине.
Может, из-за негодования Финна, его мольбы, требований вытащить утром мою задницу из кровати.
Не знаю, что именно помогло, что пробилось сквозь мою жалость к себе, но вот я сижу на краю постели.
Сейчас время обеда, и я встаю.
По дому разносится запах еды, прохожу по коридору и нахожу отца с Финном на кухне.
Сажусь за стол, не говоря ни слова. Я не расчесала волосы и не оделась. Но они оба делают вид, что ничего не замечают.
Финн накладывает мне тарелку и пододвигает её через стол.
— Тебе лучше? — осторожно интересуется он.
Я киваю, глядя на еду, и закидываю в рот ложку.
— Ты пробыла в постели четыре дня, — добавляет он, не сводя с меня глаз.
— Четыре? — Я поднимаю глаза и встречаюсь с ним взглядом, а затем поворачиваюсь к отцу. Папа кивает, старательно сохраняя бесстрастное выражение.
Я снова опускаю глаза.
— Я сильно устала. — И замолкаю, замечая, насколько бескровными выглядят мои руки, держащие вилку. Бледные, тощие, вялые. Мне действительно нужно взбодриться. Подышать свежим воздухом. Перестать быть жалкой. Но сначала…
— Деэр звонил? — Я не могу не спросить.
Они молчат, потом папа кивает.
— И? — Я слышу надежду в своём голосе и ненавижу это.
— И ничего, — твёрдо отвечает он. — Просто интересовался, как у тебя дела. Ты не готова к встрече с ним, Калла. За последнюю пару месяцев ты через многое прошла. Тебе нужно сосредоточиться на себе, а не на Деэре.
Меня пронзает боль, и я отворачиваюсь, смотрю в окно, на пустой гостевой домик Деэра.
Они не понимают. Именно он держал мою голову на плаву эти последние несколько недель. Не знаю, почему я так сильно от него завишу, но я просто завишу. Вот только я прогнала его, поскольку, очевидно, я сумасшедшая.