– Я послан встретить вас. Хакусана-сан заждалась, отправила проверить, не передумали ли.

Несмотря на то что слова относились к матери, посланник рёкана не сводил глаз с Кумико. Он отвел подбородок влево и чуть нахмурился. Мать продолжала кланяться, сыновья попрятались за ее ноги.

– Что ж, прекрасно. – Юноша ответил поклоном на поклон, поднял зонт выше и встал рядом с обещанной рёкану работницей. Дождь со злостью ударил по красной преграде, девушка вышла под его холодные стрелы.

– Я пойду рядом, господин.

Она низко поклонилась и лишь теперь заметила, как высок молодой человек, как струятся по плечам черные волосы, как изящно шитое золотом хаори.

– Идти далеко, – произнес юноша.

– Я пойду рядом. – Кумико стала копией матери: согнутая спина, ладони у живота, волосы повисли по обеим сторонам от лица.

Деревенские всё узнают. Узнают, что она встала под один зонт с незнакомцем. И тогда уже в открытую будут пенять матери, что воспитала дочь для одной цели. Той самой, для какой и продала хозяйке самого богатого рёкана в округе. О рёкане Хакусаны-сан ходили разные слухи, хорошие и дурные. «Надеется отхватить кусок их богатств», – говорили одни женщины о матери. «Избавиться от дочери хочет, только и всего», – шептались другие. «Жалко девчонку», – добавляли самые добросердечные. Мужчин женские судьбы волновали мало.

– Меня зовут Рюу, – представился юноша. – Я внук Хакусаны-сан, работаю в рёкане.

Дождь опять забился о купол зонта.

– Я пойду рядом, молодой господин, – прошептала Кумико, не решившись произнести его имя вслух. Но она повторила про себя: «Рюу» – и сохранила отзвук имени молодого господина, спрятала подальше от назойливых глаз, материнских наставлений, холодного дождя. И стыда, что причинял мучения. В обносках с материнского плеча, с мокрыми волосами и грязными ногами она удостаивалась чести пройти дорогу до места будущего позора под одним зонтом с господином, которому не хватало меча, чтобы сойти за самурая, или затейливого головного убора, какой носили высокопоставленные чиновники.

Рюу вздохнул, окинул взглядом братьев упрямой девушки. Голод стер краски с лиц малышей. Мать, опаленное молнией дерево, прикрывала сыновей руками-ветками, пыталась объять, защитить. «Всех, да не всех, – подумал Рюу, – одну ветвь ты безжалостно сломала, женщина. Хотя кто я, чтобы судить. Отдай одного, чтобы выжили остальные».

– Как тебя зовут? – задал он девушке вопрос, от которого она сильнее склонилась к земле.

– Кумико, к услугам вашего дома, господин.

Славной Хакусане-сан понадобилась девочка для ублажения гостей, а семья Кумико искала, как избавиться от лишнего рта. О цене договорились быстро. «Работа не сложная, зато будет крыша над головой и еды вдоволь», – Рюу мог отгадать, как женщина успокаивала дочь. Слова почти всегда одинаковые, прикрывающие истинную природу сделки. Пока отец семейства пропивал деньги, вырученные за дочь, мать обрывала нить, соединяющую ее сердце с ребенком. «Тебя облагодетельствовала сама Хакусана-сан, – продолжал отгадывать Рюу. – Все знают, им покровительствуют духи». Кумико тряслась под дождем, куталась в поношенную одежду и, вероятно, догадывалась, что к чему, но, послушная велению родителей, шла навстречу уготованной ей участи.

Рюу отдал Кумико зонт.

Дома вокруг зашевелились, деревенские вышли под дождь.

– Рядом пойду я, – громко, чтобы слышали все, кто хотел слышать, сказал он.

От удивления Кумико подняла на него взгляд. Шум дождя смолк. Рюу никогда прежде не видел таких глаз: темно-зеленых, полноцветных, ярких. Рюу затерялся в них, как в густом лесу. Опустился на дно подземных озер. Взлетел к небу в тот час, когда последний закатный луч погас, но небосклон не потерял еще полутонов и теней. Глаза Кумико наполнились слезами. Дождь, лишенный власти, не мог стереть их. Слезы Кумико открывали Рюу тысячи далеких звезд.

Ни дождь, ни туман не застили легкого свечения дорожки следов от маленьких ступней Кумико. Рюу ступал по ее следам.