Когда он на мгновение открыл глаза, женщина, сидевшая на соседнем кресле и что-то смотревшая в телефоне, отклонилась назад и краем глаза наблюдала за ним. Однако у него не было сил оглянуться на нее, он просто обхватил лицо руками и продолжал его тереть, ожидая, пока не станет легче.
Он с беспокойством оценивал свое состояние — вероятно, это был какой-то приступ.
Когда головокружение немного отступило, он еще больше отпустил и без того уже слабый узел галстука и откинулся в кресло. Не открывая глаз, он делал глубокие вдохи и выдохи и наконец почувствовал, что ему становится лучше.
Он вспомнил слова Риэ: «Адвокат Кидо, вы хороший человек». Он несколько раз проговорил эти слова, как будто они были лекарством.
Если бы его обвинили в шпионаже или же, решая, стоит его убивать или нет, заставили произнести фразу «Пятнадцать иен, пятнадцать сэн», как заставляли тогда корейцев, чтобы проверить японское произношение, защитила бы и тогда его Риэ? Для тех, кто бы захотел его убить, обладали бы эти слова хоть каким-то смыслом? Или бы тогда злой умысел распространился бы и на нее?
Кидо все еще хмурил брови, отходя от приступа, и размышлял о своих отношениях с женой после Великого восточнояпонского землетрясения.
Среди знакомых Кидо не было пострадавших от цунами. Однако при виде ужасающих кадров новостей, в которые было сложно поверить, Кидо испытал шок, он не мог оставаться спокойным, чувствуя необходимость что-то предпринимать.
Вместе со своими партнерами, среди которых был и Накакита, они решили как волонтеры оказывать юридическую помощь пострадавшим.
Кидо занимался вопросами людей, попавших в категорию «добровольно эвакуировавшихся». Согласно закону о поддержке пострадавших при стихийных бедствиях им безвозмездно выделялось временное жилье. Кидо консультировал и тех, кто хотел поменять полученное жилье. Выбранные в неразберихе после стихийного бедствия квартиры для эвакуации часто были либо совсем старыми, либо с шумными соседями, иногда возникали проблемы с негативным отношением к эвакуированным. Кроме этого, даже в таких ситуациях в системе оказывались прорехи: если жильцы съезжали из квартиры по иными причинам, нежели «по требованию арендодателя» или из-за «наличия серьезной опасности», они лишались льгот и им приходилось самим платить за жилье на новом месте.
Много семейных случаев, которыми занимался Кидо, было среди добровольно эвакуировавшихся, когда в семье не могли найти общего решения из-за работы и уровня опасности радиации, в результате мужья оставались на прежнем месте, а жены с детьми уезжали и начинали новую жизнь как эвакуированные. Все надеялись, что семья рано или поздно воссоединиться — либо муж приедет к жене и детям, либо жена с детьми сможет вернуться домой, — но Кидо приходилось сталкиваться с трагическими развязками, когда семьи разваливались и супруги разводились.
Каори не могла понять этой деятельности Кидо.
Кидо в очередной раз почувствовал, что доброта Каори распространялась лишь на тех, кто находился в ближнем круге, иными словами, на семью и знакомых, а все остальные оказывались за его границами.
Она была хорошей и заботливой матерью для их сына. Она лучше Кидо помнила имена друзей Соты из детского сада и подружилась с несколькими матерями, с которыми иногда ходила на чай. То, что где-то есть дети, которые в трудной ситуации голодают, выходило за рамки ее интересов, словно так и должно быть.
Кидо регулярно жертвовал средства в организации «Врачи без границ» и ЮНИСЕФ[11], а Каори уже давно с усмешкой оценивала его социально ответственное поведение как «причуды адвоката». В последнее время они оба стали чувствовать в этой разнице взглядов что-то неприятное и избегали поднимать эту тему в разговоре.
Кидо прекрасно понимал, о чем думает жена.
В каждый момент на свете погибает огромное количество людей. Он не обладал такой безграничной восприимчивостью, чтобы из-за каждой потерянной жизни у него болело сердце.
Он и сам боялся смерти. Ему было грустно, когда умирал кто-то из знакомых. Смерть человека, вызывавшего в нем чувство сильной неприязни, могла стать хорошей новостью. Однако известия о смерти совершенно незнакомых людей не вызывали в нем каких-либо чувств. И все же, когда он представлял, что он сам или кто-то из знакомых мог оказаться на месте погибших, ему было страшно и грустно.
Возможно, на свете есть люди, которые, прочитав в новостях о гибели в автокатастрофе незнакомой семьи, будут оплакивать этих людей, словно они их родственники, однако было бы странно, если после смерти собственной семьи они грустили бы так же, как и после смерти чужих людей. Кидо мог работать адвокатом именно благодаря разнице в реакции на своих и чужих.
Между ним и его женой не должно было возникнуть разногласий из-за степени вовлеченности в чужие проблемы. Каори нельзя было назвать исключительно бессердечной по сравнению с остальными людьми. После Великого восточно-японского землетрясения, когда Кидо предложил ей сделать пожертвование, она перевела тридцать тысяч иен Красному Кресту.
Но все же Каори не могла понять, почему Кидо хоть и не испытывает эмоций из самой глубины души, но продолжает прикладывать столько усилий ради абсолютно чужих людей. Делал ли он это, чтобы сохранить свое профессиональное имя, или же так наивно проявлялось сожаление о том, что он не может сопереживать от всей души? Была ли это забота о сохранении профессионального лица? Жена считала, что если кто-то из них и изменился, то это Кидо, а не она, и когда Кидо задумался о том, каким он был, когда они встретились, ему пришлось признать ее правоту.