– Мама хочет оспорить завещание, всех нас выкинуть и сама управлять «Дольче».

– Хочешь поехать к ней и поговорить? Прямо сейчас?

– Не имеет смысла, – покачала головой Эйва. В глазах блеснули слезы. – Я не могу остановить ее, да и не хочу. С меня довольно. Отдам ей свою долю, и пусть делает, что хочет. – Она закрыла лицо руками. – Я не должна плакать.

На мгновение Лайма захлестнула паника, грозя разрушить привычный душевный баланс. Он не знал, как вести себя в подобной ситуации: с ним никогда не случалось ничего подобного, просто не могло случиться. Однако сработал какой‑то древний инстинкт, заставляющий что‑то срочно предпринять, чтобы утешить женщину. Он сел рядом с Эйвой.

– Что страшного, если ты заплачешь? Иди ко мне. – Совершенно естественным жестом он привлек ее к себе, касаясь щекой пушистых волос с нежным ароматом шампуня, и постарался успокоить, как мог.

Она сдерживалась еще несколько секунд, потом тихо полились слезы, и наконец она зарыдала в полную силу. Он поглаживал ее спину, шепча утешительные слова, прижимал к себе, пока она не начала затихать. Эйва отстранилась и вытерла мокрые глаза.

– Прости. – Она вынула из сумки салфетки и высморкалась. – Страшно представить, как я выгляжу. Весь макияж насмарку.

– Ты прекрасна, – неожиданно для себя произнес Лайм.

– Опухшая, зареванная, с красными глазами, но мне стало лучше. Тем не менее не представляю, что делать дальше.

– Поговори с мамой. Скажи, что пострадает «Дольче». У нее нет шансов выиграть дело, но тяжба затянется на годы.

– Ей безразлично. Ты прав: у нее помутился разум. У нее навязчивое состояние, которое началось еще при жизни отца и продолжается сейчас, – устало заметила Эйва. – Всю жизнь она боялась, что отец бросит нас, вернется к первой семье. Она изо всех сил старалась быть идеальной женой, чтобы удержать его. – Эйва замолчала и сделала глоток вина.

– А ты всю жизнь старалась быть идеальной дочерью.

– Да, мы были в сговоре. Помню, мама рассказывала всякие ужасы про Луку и Джоди, а я представляла страшные картины, как они прячутся по углам и похищают моего отца. Потом мне начало казаться, что я недостаточно хороша, чтобы он остался с нами.

Лайм представил весь груз тревоги и ответственности на плечах маленькой Эйвы, и многое стало понятно. Вот откуда ее идеальная улыбка, безупречный вид, умение в любой ситуации играть отведенную ей роль, а главное – желание всем угодить.

– Но это не твоя забота.

– Нет, но жизнь диктует свои правила, не так ли? Ты не должен был брать на себя заботу об отце и отвечать за счастье матери.

– Это другое дело. У мамы был шанс обрести счастье, но она отказалась от него ради меня.

– Нет, – покачала головой Эйва. – Твои родители сами принимали решение о браке и твоем рождении. Вообще‑то для родителей естественно ставить благополучие ребенка выше собственного. Твоя мать сделала правильный выбор. Думаю, она снова поступила бы так же.

– Но для твоей матери счастье дочери не было главным приоритетом.

– Все не так просто, – покачала головой Эйва. – Отец был ее кумиром, и она считала, что я чувствую то же, и мое счастье напрямую связано с ним. Она, собственно, и завела ребенка, чтобы удержать его.