Бенкендорф улыбнулся по-лисьему:
– Ваше величество, пожалуйте его званием камер-юнкера.
Царь расхохотался:
– Идея! Вы, как всегда, остроумны, граф.
– Ваше величество, – подобострастно кривился Бенкендорф, – хотя Пушкину тридцать пять лет, но пожалованьем его в камер-юнкеры мы убьем двух зайцев. Во-первых, Пушкиной, в качестве жены придворного, прилично будет часто бывать во дворце, и, во-вторых, этим мы плотнее приблизим Пушкина ко дворцу, а то он, по моим сведениям, снова начинает зазнаваться… воображает…
– Неисправимый дурак этот Пушкин… – брезгливо повесил губы царь, – надо только удивляться, каким образом такое божество, как красавица Пушкина, согласилась быть его женой… Смешно. Ну ладно, черт с ним, пускай он будет камер-юнкером. Дело не в нем, а в ней… Не правда ли?
Царь, заметив кончившую танцевать Наташу, направился к ней…
К новому, 1834 г. Пушкина пожаловали в придворное звание камер-юнкера.
Эту неожиданность поэт принял с болью досады и возмущения, как насмешку над своим возрастом и общественным положением, но решил стерпеть обиду, верно поняв, что это сделано для удобства жены, любившей бывать на придворных балах.
Однако боль досады увеличивалась еще и тем, что камер-юнкерство вызывало новые расходы, новые обязательства. Пушкин назло двору решил купить где-нибудь по случаю подержанный камер-юнкерский мундир.
В эти же дни, обильные выездами на обеды, ужины, рауты, Пушкины получили приглашение на бал графа Бобринского, короля свеклосахарной промышленности. Весь знатный Петербург собирался на этот роскошный бал.
Дом-дворец графа в этот вечер снаружи был весь иллюминован. По всей улице горели плошки, ожидая приглашенных по традиционному списку, на этот раз значительно разбухшему.
В назначенный час бесконечной лентой потянулись к графскому дому кареты, выбрасывая на подъезд горсти гостей.
Подъехала и карета Пушкиных. Ловкие камердинеры в один момент подхватили супругов под руки и доставили на устланную коврами лестницу, уставленную статуями и фонарями.
Избранные, именитые гости, преимущественно военные, восходили по ступеням с гордой, напыщенной важностью земных богов, шествующих на великое торжество священнодействия. Съезжались министры, посланники, заводчики, генералы, князья-помещики, кавалергарды, высшие чиновники, придворная дворянская знать. Расфранченные дамы блистали богатыми нарядами и соблазнительно оголенными плечами, млея в пышности самодовольства и неотразимости.
Прибыл наконец и сам Николай.
– Государь!
На минуту весь ослепительный дом застыл, замер в лакейском блаженстве. Все склонились, припали, как перед ударом.
Грянула музыка.
Царь прошел в зал и, увидев своим ястребиным взглядом Наташу, пригласил ее на танец первую.