В этой истории много слабых мест, которые нельзя обойти молчанием из-за пристрастия к Гомишу.

1. Как мог португалец (или испанец?) [Прадо], поставлявший оружие маврам, очевидно во время войны, прийти на своем корабле к мысу Зеленому, расположенному на добрых 20° южнее побережья Марокко, где тогда велись военные действия?

2. Гомиш сообщает, что он вместе с Ноли плыл от гавани Зая к устью Жоала два дня и одну ночь, «держа курс на Португалию», и при этих обстоятельствах достиг островов Зеленого Мыса. Но как это возможно с чисто навигационной точки зрения? Если на то не было особых причин, португальцы при плаваниях к Сенегалу и Гамбии держались, разумеется, у берега. О шторме, который снес их при этом с курса, ничего не говорится. Как же могли они оказаться у островов Зеленого Мыса, которые расположены по крайней мере на расстоянии добрых 700 км к западу от мыса Зеленого, самой западной точки Африканского материка? Ответить на этот вопрос можно, только считая, что корабли преднамеренно вышли в открытое море, так как Ноли уже рассказывал о существовании этих островов, то ли после их обследования до прибытия к реке Жоал, то ли узнав об открытии Кадамосто. Первое предположение представляется гораздо более правдоподобным. Если Ноли действительно, как мы еще покажем, отправился в плавание именно для того, чтобы дополнить сообщение Кадамосто, то он мог выполнить это задание только до встречи с Гомишем. Ведь во время их совместного обратного плавания архипелаг был посещен лишь мимоходом. Но как в том, так и в другом случае притязания Гомиша на открытие неосновательны.

3. Ноли, очевидно, был отправлен в плавание раньше, с тем чтобы провести дальнейшую разведку островов Зеленого Мыса. Своими современниками и более поздними хронистами он всегда прославлялся как человек, принимавший участие в открытии архипелага. Вот последние и решающие аргументы, говорящие за то, что притязания Гомиша на честь открытия не имеют под собой почвы. В лучшем случае все это плод фантазии, если даже не преследовались дурные цели. Несколько дерзкое утверждение: «Мы назвали остров Сантьягу» (то есть так, как его уже окрестил Кадамосто!) — заставляет нас предположить, что Бехайм неправильно понял Гомиша и вложил ему в уста заявление, которое он никогда не сделал бы по доброй воле.

Возможно, что Ноли на обратном пути встретился с Диогу Гомишем у побережья Африки и вместе с ним шел к Португалии. В какой степени заслуживает доверия остальная часть рассказа Диогу Гомиша, не ясно. Это имеет второстепенное значение для рассматриваемого здесь вопроса. Мы не можем ни при каких обстоятельствах признать за Гомишем заслуг в открытии островов Зеленого Мыса.

Напротив, славу Антонио Ноли, по праву признанного соучастника в открытии островов, мы не будем оспаривать. Ведь и сам Кадамосто определенно подчеркивает, что сделанное им открытие было позднее существенно дополнено другими моряками.

«Позже, когда другие узнали о четырех открытых мною островах, они направились туда и тщательно обследовали также прочие острова. Оказалось, что всего их было 10, больших и малых»[574].

Это сообщение, согласно которому Ноли тщательно исследовал острова Зеленого Мыса только благодаря известию об открытии Кадамосто, заслуживает доверия. Очень возможно, что сразу после того, как Кадамосто предположительно еще в 1456 г., вернулся в Португалию, первое мимолетное сообщение о его островах в каком-нибудь письме дошло до Италии. Поскольку открытие Кадамосто было слишком схематичным и неполным, легко понять, что молодые, жаждущие подвигов искатели приключений, какими были, видимо, члены семьи Ноли, загорелись желанием продолжить разведку. Думается, они отправились в Португалию, чтобы испросить согласия принца на свой план. И Генрих тем охотнее удовлетворил просьбу организовать экспедицию за их счет, что его казна была тогда уже истощена. Кроме того, надвигалась новая война с маврами, которая требовала мобилизации всех финансов страны.

Сейчас нельзя точно доказать, что ход событий был именно таким, каким он здесь представлен. Однако наши рассуждения убедительны и соответствуют приведенному выше сообщению Галвану, в котором только дата определенно неверна. Итак, можно считать доказанным, что Ноли вообще не открыли новых земель, а только завершили то, что успешно начал Кадамосто.

Притязания Гомиша на то, что он был подлинным открывателем островов Зеленого Мыса и только из-за обмана Ноли лишился вознаграждения за этот подвиг, весьма шатки, и их нужно отвергнуть целиком как неправдоподобные. Да и кроме Лопиша Лимы, который, видимо, страдает предвзятостью из-за национального тщеславия, никто не считает Диогу Гомиша подлинным открывателем архипелага Зеленого Мыса и не принимает всерьез его претензии. Каддео, в частности, охарактеризовал версию Гомиша как недостоверную[575]. Если даже отвергнуть сомнения в его bona fide, все говорит за то, что мы имеем право, оставив в стороне притязания Диогу Гомиша на открытие островов Зеленого Мыса, перейти к «порядку дня». Спор о том, кого надо считать подлинным открывателем, можно ограничить только двумя претендентами — Кадамосто и Ноли, причем его легко разрешить, признав заслуги обоих мореплавателей равными, что доказано выше.

Итак, предложение автора этих строк сводится к тому, чтобы полностью пренебречь притязаниями Гомиша на открытие и считать, что первое поверхностное ознакомление с островами в июле 1456 г. — заслуга Кадамосто, а Антонио Ноли детально исследовал и продолжил открытие около 1458 г.

Самостоятельный интерес представляет позиция, занятая португальским двором в момент открытия островов Зеленого Мыса. Из дошедших до нас документов можно кое-что извлечь и для выяснения этого вопроса. Дарственная грамота короля принцу Фернану от 3 декабря 1460 г. показывает, что к этому времени были известны только пять из десяти крупных островов Зеленого Мыса, а именно те, которые теперь носят название Фогу, Сантьягу, Маю, Боавишта и Сал, то есть юго-восточные и восточные острова. Остальные называются лишь через два года в документе от 19 сентября 1462 г. То немногое, что известно об их открытии, будет рассмотрено в гл. 184. В данной связи документ от 1462 г. интересен только в одном отношении: он убедительно показывает, что эти пять островов еще при жизни принца Генриха открыл, или, точнее, исследовал Антонио Ноли. Заселены были раньше всех еще в 1461 г. Сантьягу и Фогу, откуда колонисты распространились позднее на другие острова[576].

Наместничество Антонио Ноли в дальнейшем очень содействовало колонизации и благосостоянию населения островов[577]. При нем был основан поселок Рибейра-Гранди[578], а в 1466 г. король дал колонистам право на торговлю со странами Гвинейского побережья, благодаря чему они получали огромные прибыли. В 1469 г. на архипелаге Зеленого Мыса обнаружен высоко ценившийся лишайник орсель, что привело к дальнейшему развитию торговли.

Отметим кстати, что одно время выдвигалась гипотеза, будто Антонио Узодимаре (см. гл. 179) и Антонио Ноли — одно и то же лицо. Поскольку оба мореплавателя носили одинаковое имя, были уроженцами одного города, делали географические открытия в одни и те же годы и в тех же самых районах земного шара, гипотезу эту поддерживали Сантарен, Мейджор и, наконец, особенно горячо Шефер[579]. Но это предположение не выдерживает критики, поскольку Узодимаре и Ноли были различными хорошо известными дворянскими родами Генуи, как доказал еще в 1880 г. Сан-Филиппо[580].

Дату экспедиции Ноли можно установить только приблизительно. Мы могли бы уточнить хронологию, если бы удалось твердо решить вопрос? упоминает ли карта фра Мауро, составленная в 1457–1459 гг., острова Зеленого Мыса или нет. К сожалению, выяснить этот факт нельзя.

В гл. 162 мы уже установили, что «Зеленые острова», названные фра Мауро в связи с плаванием «индийской джонки» в 1420 г., нельзя отождествлять с островами Зеленого Мыса. Однако весьма возможно, что фра Мауро как раз во время работы над своей картой мог получить известие об открытии Кадамосто островов Зеленого Мыса в 1456 г. Ведь король Аффонсу дал твердое обещание за изготовление копии карты предоставлять в распоряжение этого картографа сведения о португальских открытиях. Отсюда следует, что он должен был сразу послать в Венецию сообщения об открытиях, сделанных Кадамосто в 1455 и 1456 гг., и фра Мауро мог их еще использовать.

Кардинал Дзурла, который исследовал эту проблему, полагал, что на карте фра Мауро действительно можно найти некоторые указания, позволяющие сделать вывод о знакомстве картографа с плаванием Кадамосто[581]. Надпись на карте фра Мауро, в которой говорится о торговле золотом на Африканском материке, а также о некоторых обычаях аборигенов, весьма напоминает некоторые места из отчета Кадамосто. Она вполне могла быть взята из этого источника. Кроме того, Дзурла думает, что на карте фра Мауро можно найти схематическое обозначение островов Зеленого Мыса: «Близ мыса Зеленого расположен [на карте] безымянный остров, в котором можно узнать Сантьягу, самый большой из островов Зеленого Мыса, а также разглядеть около него другие более мелкие острова»[582].

К этому надо добавить хорошо согласующуюся с отчетом Кадамосто надпись на карте фра Мауро, в которой сообщается, что на мысе Зеленом Полярная звезда теряется из виду[583].

И все же из таких неоднократных и, несомненно, интересных совпадений нельзя с уверенностью заключить, что фра Мауро, составляя свою знаменитую карту в 1457 г., уже получил сведения о достижениях Кадамосто. Вполне возможно, что в эту карту позднее внесли дополнения. Фра Мауро умер еще в 1459 г.[584], а на оборотной стороне оригинала его карты, хранящейся в Венеции, стоит дата 1460 г.[585] Отсюда следует, что карта фра Мауро дополнялась после его смерти. Итак, здесь мы не можем найти искомое подтверждение точной даты появления в Венеции первых сведений об открытии островов Зеленого Мыса и должны расстаться с надеждой точнее определить врем» экспедиции Ноли.

Одно несомненно — названия пяти восточных островов Зеленого Мыса, обнаруженных Кадамосто и точнее исследованных де Ноли, в первые годы менялись. Кроме Сантьягу и Маю, которые всегда носили эти названия, другие острова позднее переименовывались, о чем свидетельствует нижеследующая таблица.