На удивление, я не чувствовала страха. Наоборот, я испытала невероятное облегчение, зная, что мои друзья в безопасности.

Проводив ребят глазами, я неохотно обернулась к братству.

Десяток глаз сверлили меня глазами. О чем они думали? Не знаю. Мечтали о расправе? Скорее всего. Могла ли я рассчитывать на снисхождение? Нет. Был Саша на моей стороне? Определенно, нет.

— Вы же понимаете, что это конец? — выдавила я, заглядывая каждому в лицо. — Они обратятся к врачу, а потом будут последствия. Не усугубляйте и без того шаткое положение. Очнитесь же вы. Пора остановиться.

Взяв палку в руки, Рыбин начал рисовать круги на земле.

— Вот видишь, Сокол, как оно выходит. Мы пошли им на уступки, а одна из их выскочек грозиться жалобой. О чем я и говорил, — он замер и поднял глаза. — Но, меня никто никогда не слушает.

— Ты ведь и сам это понимал, — сказала я. — Семену потребуется помощь, а соответственно, люди зададутся вопросами.

Огонь отражался на его бездушном лице.

— Значит, мне нечего терять, — улыбнулся он, и меня пронзило дрожью. Впрочем, я знала на что шла.

Опустив глаза, я принялась разглядывать свои ботинки, тем самым показывая свою слабость. Свою никчемность. Мне казалось, что в такой стойке, я повышу шансы на лояльное наказание. Хотя, о какой лояльности я говорю? Ночь, лес, братство, моя беспомощность — просто идеальная комбинация, чтобы попрощаться с жизнью.

— Как же ты лихо манипулируешь парнями, Цветкова. Нехорошо.

— Что? — опешив, я подняла голову, но Рыбин продолжал: — Ты так долго не могла определиться, что переругала Соколовых напрочь. А ведь Семен мог быть вместе с нами. Он мог быть сейчас целым.

— Значит, я виновата в его избиении? Ты в своем уме?

Как хищная акула, Рыбин вилял рядом с Сашей, словно начитывал мантру. Завораживал его. Провоцировал. Наставлял.

— Полагаю, конфликт между вами был спровоцирован на почве ревности, так? — ледяным тоном говорил Рыбин.

— Нет! — возразила я, но едва ли была услышана.

— Она ведь нравилась тебе, Сокол. Я прав?

Проработав шею, Саша нахмурился.

— Нет, — ответил он, борясь с пренебрежением.

— Ох, не нужно, Сокол, — лениво отмахнулся Рыбин. — Я прекрасно тебя понимаю. Сам был в твоей шкуре. Признаюсь, положение отвратительное. Глупое и бессмысленное. Нужно ли говорить, кто тому виной?