– Всем сохранять спокойствие, иначе будет хуже, – сказал он уверенным голосом, – сейчас сюда явится охрана.
Гомон наконец-то развязал Глину и подбежал к дядьке Харитону, помогая ему распутаться.
– Да ты что? И пчёлки прилетят? – спросила Глина, приближаясь медленным шагом к Пасечнику.
– И пчёлки. Они сделают такой заслон, что ты не пробьешься никуда, ни в какой Тонкий мир. Никакую бомбу не скатаешь. Лопнешь мыльным пузырем.
– А кто же кремлевских старцев будет в это время обслуживать? Непорядок… – усмехнулся дядька Харитон, которого уже развязал Гомон. Вторая тоже высвободилась из пут.
Неожиданно для Пасечника и других Глина упала на пол и выгнулась дугой. Пасечник отскочил в сторону, недоуменно рассматривая ее. Вторая взвизгнула. Гомон и Харитон переглянулись. Только они знали, что происходит. В комнату вбежала вооруженная охрана, они быстро заполнили помещение. Если бы зрители выглянули в коридор, то они бы увидели с два десятка пчёлок разного возраста, выстроившихся в ряд по всему периметру. Верные своему улью, они вышли на защиту Пасечника. Некоторые вытянули руки в заградительном жесте, другие стояли, в напряженных позах с опущенными головами. Тонкий Мир окружался заслоном, но совсем скоро им стало ясно, что Глине Тонкий Мир не нужен. Стоя рядом, плечом к плечу, пчёлки почувствовали странную вибрацию и нарастающий накал воздуха. Предчувствие беды охватило постепенно каждого, и словно пригвоздило к полу. Они не могли сдвинуться с места.
На помощь пчелкам и охране по лестнице поднимались военные, согнанные по приказу Пасечник, и ожидавшие своего «часа икс» во дворе перед административным корпусом. Не зная, что делать и с кем воевать, они вначале бестолково топтались на месте, но когда прозвучал тревожный звонок, рассредоточились по группам, приученные к действиям по захвату здания и освобождению заложников. Но, поднявшись на третий этаж, они увидели нечто заставившее похолодеть кровь в их жилах. Военные бросали на землю оружие и вставали на колени с молитвой, а кто-то уносил без оглядки ноги, ведь по коридорам двигался сонм теней. Плотным строем на них шли бесплотные бойцы в мундирах и артиллерийских киверах. Кто были эти погибшие когда-то воины?
Если бы группа обороны заглянула в вечернее зимнее окно избушки на заброшенном хуторе Западная Елань и прислушалась к доносившемуся монотонному чтению Глины, они без труда узнали бы в высоченных тенях штабс-капитана Михайлова, адъютанта князя Гальцева и офицера Калугина с братьями Козельцовыми. Они шли сами и вели свою армию. Вооруженные, со скатками на плечах, умершие бойцы шли в штыковую атаку с криками «ура». От их поступи здание начало качаться, а стены крошиться как пенопласт. Не готовые к таким событиям, ошалелые до безумия молодые парни в касках и бронежилетах бросились врассыпную подальше от страшного места. Гомон, пригибаясь, вывел Вторую из кабинета и потащил к пожарной лестнице. Оржицкий его оттолкнул с каким-то диким рычанием. Пасечник в ужасе озирался и тоненько стонал. Харитон Савельевич держал Глину за руку, прижимая ее безвольные холодные пальцы к свой груди, словно пытался их согреть. По лицу старика бежали крупные слёзы. Глина так и лежала на полу, подогнув колени, похожая на сломанную куклу. Ее худые руки выглядывали из широких рукавов простой ситцевой ночной рубашки, на шее билась синяя венка. Обескровленное лицо ничего не выражало, но Харитон знал, что девушка все еще жива.
Севастопольская рать шла и шла в наступление. В углу кабинета дрожал, непрерывно крестясь и молясь, Пасечник. Закрыв голову руками, он сидел, неловко поджав под себя ноги, отвернувшись от двери к шкафу. Прямо из оконного проема в комнату входили, переступая подоконник как порог, усатые солдаты. Один из них, совсем еще молодой, ткнул штыком в ногу Пасечник, щеря кровавый рот и крутя простреленной во лбу головой. Он словно проверял, жив ли этот трус и желает ли сразиться с ним. По ноге медленно поползла ветвистая чернота. Пасечник заголосил и забился в конвульсиях, теряя последние капли рассудка. Следом за молодым бойцом, из провала вышла девочка-подросток. Её платье в красный горошек почти истлело, а волосы были седыми, словно покрытые цементной пылью. Она подошла к Пасечнику и взяла его за руку. Безумный вопль вырвался из глотки директора, узнавшего свою воспитанницу. Вопль перерос в хрип, когда чернота добралась до горла. Мёртвая девочка посмотрела пустыми глазами на дядьку Харитона и лежащую на полу сестру, кивнула головой, а потом резко взвалила иссохшее, как у мумии, тело Пасечника, на свое плечо и шагнула в провал обратно.
Через двадцать минут все стихло. Дядька Харитон в немом удивлении наблюдал за тем, как тени друг за другом исчезали в провале окна. Но он видел, что Глина возвращаться не собирается. Черты её обескровленного лица заострились. Он с невиданной для старца легкостью кинулся к застывшему в кататонической нелепой позе Оржицкому, и стал трясти за плечи. Оржицкий только мотал головой, тогда дядька Харитон поднял Глину и взвалил ее на плечо Тиму. Тот качнулся и обхватил ее за ноги, поддерживая, чтобы не упасть. Дядька Харитон закричал: «Здание рушится, погибнете к чертовой матери», вытолкнул Оржицкого в коридор, где из обвалившегося угла здания тянуло холодом зимнего ветра. Сам же он, перекрестившись, вернулся в комнату и шагнул в закрывающийся проем окна за последней мелькнувшей неясной тенью.
Оржицкий вытащил Глину наружу и бестолково топтался на холоде, синея и стуча зубами. Кто-то вызвал пожарных и «Скорую помощь». Повсюду сновали кричащие люди, до него с Глиной никому не было дела. Мимо несли пустые носилки, к Оржицкому подбежала опрятная медсестра в шубке, с широкими бровями под белой шапочкой.
– Пациенты «Божьей пчелы?» – спросила она.
– Да, –кивнул заторможенный Тим.
Медсестра отвела Тима с его ношей на плече в одну из карет «Скорой помощи». Из разрушенных корпусов лечебницы бригады скорой помощи и МЧС продолжали выносить на одеялах, простынях и просто за ноги-руки раненых. Пожарные тушили руины административного корпуса. К Оржицкому подбежали Гомон и Вторая, для которой нашлась какая-то чужая куртка и сапоги. Гомон нес в руках плащ с меховым воротником и кроссовки. Они были не по размеру могучему Оржицкому.
– Харитон где? – с мрачным предчувствием спросил Аркадий Аркадьевич, но всё понял и сам. Вторая побелела, перекрестилась и тоненько заплакала.
***
Глина не собиралась вытаскивать с Той Стороны неизвестного ей, но очень ценного для страны олигарха. Несмотря на то, что дядька Харитон когда-то высмеял ее за желание сразиться в обители зла, девушка понимала, что теперь у нее нет выбора. Жаль, что для этой битвы ей пришлось идти на Ту Сторону. Она не знала, вернется ли обратно, и хватит ли ее сил?
Глина раздвинула руками пространство, это было не трудно, ведь она была в чудовищной ярости. Она могла скатать черный шар размером с бейсбольный мяч, уронить потолок на пол, схлопнув проклятую комнату, как надоевшую книгу. Но Глина решила покончить со всем разом и взошла на Ту Сторону.
Мрачные черные волны лизали стены бастиона. На высоте она увидела фигуру часового, застывшего в вечном карауле.
Не зная, как следует проводить инвокацию, Глина потопталась на месте, но решилась и махнула часовому рукой: «Нужна помощь, братец. Уж не подведите. Как мне ваша помощь нужна – не рассказать. Всему роду человеческому нужна. Да вы и сами знаете». Вихрь серых теней откликнулся на ее бесхитростный зов, зазвучали отзвуки полкового оркестра, заглушаемые сильным ветром. Но Глина не увидела более ничего, так как уже через мгновение, ее отбросило назад, и она оказалась в незнакомой ей просторной комнате.