Глина высвободилась и смахнула слезу рукавом.

– Не видел я прежде таких, – покачал головой дядька Харитон, – всяких видел, но не таких, которые все могут: и в Тонкий мир без проводника шастать, и на Ту Сторону ходить. И хуже всего то, что ты не можешь с собой совладать. А знаешь, что с такими люди добрые делают?

– На кострах жгут? – усмехнулась сквозь слёзы Глина.

– То-то, что жгут, – подтвердил без улыбки дядька Харитон, – а я вовсе того не хочу, вы мне, пчёлки божьи, как дети, ни одной не хочу потерять.

Он снова обнял Глину, но уже за плечи, и повел прочь, но не в сад, а, наоборот, от дома. Все сильнее пахло стоячей водой, но запах был не противный, а как из аквариума, вода в котором начинала цвести.

– Сюда я хожу на рыбалку, – показал Харитон место, – только я на другом берегу люблю рыбачить, на лодочке уплываю и сажуся в рогозу. Там меня не видать, не слыхать. Где щуки нет, там карась хозяин.

Дядька не случайно привел Глину к пруду, не случайно пословицу сказал. Она села на поваленное дерево, вокруг была влажная земля, по ней легко было скользнуть в воду.

– Сегодня можно и покурить, рыбка не обидится, – сказал Харитон и ловко свернул козью ножку, – почему, ты думаешь, я тут живу? Потому что чей берег –того и рыба. Я в этих местах больше ста лет как обосновался, уж и забыл в точности, когда. Никому я тут не нужен, разве что пчёлка новая залетит, да останется.

– И много залетали? – спросила Глина.

– Нет, их все меньше нынче. И к лучшему это. Не видел среди них я счастливых да удачливых. Всё счастье только в том, что живы остались. Думаешь, Первая, Лисаветушка наша, – кто? Балериной была. Хоть сцен императорских не топтала, а в Санкт-Петербурге блистала. Босоножка, платье барежевое, веночек из роз. Но матросы из Кронштадта не оценили барской красоты. Да и какая барыня с нее, кухаркина дочка… Отец ее дюже это понимал, отдал в учение. Недолог был ее век. Отлеталась над сценой. Хорошо, что жива осталась, понадобилось три года, чтобы ходить снова научилась. Да тридцать лет, чтобы дар ее вернулся к ней. Вернулся, да не весь. Пчёлка бескрылая.

– А Вторая? – спросила Глина, ничему не удивляясь.

– Вторая, хоть и стАрее, а пришла позже. Послушницей была в Сурском монастыре. Как-то сразу после основания монастыря Архангельская Духовная Консистория решила, что будут там неустанно бороться со старообрядцами. Старообрядцы из Ярушевской волости изгнали ее молоденькую, глупую, не понимавшую, что с ней происходит. Еще и лунные кровя у ней не установились, а уже чудесила. Старообрядцы филипповского толка знаешь какие? Лучше бы и не знать. Хорошо, что только изгнали. Приютили Мавру в Сурской обители, но до пострига не дошло дело. Ткачихой была, такое у нее было послушание. В пять утра все монахини и послушницы соберутся на полуношницу, а Мавры нашей нет как нет, ни раз, ни два. Пришли да и проверили, в келье дрыхнет, али другие безобразия чинит. А у нее по мастерской бабочки летают золотые. Садятся на кросна, а челнок сам бегает. А Мавра хохочет, ладошкой рот закрывает. Высекли ее, как положено, раз да другой. А на третий сбежала. Бродяжничала, побиралась. Много чего было. Ко мне пришла в тридцать седьмом году. Когда уж сын от тифа умер, а муж сгинул в ГУЛаге. Когда ничего уже не держало среди людей.

– Я, выходит, самая молодая из всех, что пришла, – сказала Глина.

– Да. Самая молодая и сильная. И другие были – девять человек враз жили тута, но ушли. Многие сгинули. Дмитрий в Новосибирске живет, работает в наукограде. Семьи нет, старый уже. Марк и Маша… Поженились, обосновались в Витебске. Открыли магазин для художников. Живут смирно, не выдают себя. Очень слабая сила, но чтобы друг друга любить и недостатков не видеть – хватает.

– Значит, не всё так плохо? – спросила Глина.

– С умом надо, с осторожностью. Но у всех наука жизни разная, нет одной. Кто приспособился, кто дураком прикинулся. А если на лбу написать об себе да ходить без шапки, чтобы каждый прочел, тому…. – Харитон махнул рукой и замолчал надолго.

– И что так, всю жизнь прятаться? – спросила Глина.

– Отчего же? У всех своя дорожка, и кажный ее по-своему топчет. Кто каблуками, кто копытами, а кто босиком. Никто никого не неволит, помни про то. И помни еще, что это твой дом, раз уж ты пришла сама сюда.

***

Проходило время, и Глина совсем не чувствовала его течения. Забытый всеми хутор стал для нее не только домом, но и местом силы. Казалось, что нет ничего особенного ни в рыбной ловле, ни в сборе яблок, ни в приготовлении сливового варенья из потрескавшихся на солнце и перезревших плодов. Не было ничего сложного и в том, чтобы пристроить еще одну комнату к старой, но крепкой избе. Дядька Харитон все делал сам, девки лишь на подхвате сновали. И только потому Глина осознала, какова его сила – в одиночку ворочать бревна, снимать стружку с досок, поднимать наверх толь для крыши. На два дня он уходил куда-то, но вернулся на груженом тракторе, в кабине которого было упакованное стекло, гвозди, кирпич, цемент. Сообразительная Первая вручила домашнего самогону трактористу, и тот первый забыл о том, что привез все строительные материалы в чистое поле. Дядька Харитон строил до самого сентября, и когда зарядили дожди, подновленная изба уже была готова.