Руди внимательно прищурился. След как след, ничего необычного. И поделился наблюдением:

–А что с ним не так?

Стрелок перестал сверлить взглядом лес, повернулся, коротко махнул невидимому Зульфату, а Рудольфу ответил тоном школьного учителя:

– Не замечаешь? Думал ты поглазастей. Смотри, – и выставил левую ногу.

Руди впервые обратил внимание на обувь бандита. Не ботинки и не кроссовки, а кожаные полусапожки со шнуровкой, даже на вид очень мягкие, с толстой, гладкой подошвой. Напоминают мокасины из книг про индейцев, бисера разве не хватает.

– У нас все промысловики в таких ходят,– пояснил Стрелок. – Бесшумно, удобно, каждая веточка под ногой чувствуется. Не их это след.

– Чей тогда? – изумился Рудольф.

–За ними кто-то шел.

У Руди, по загривку, пробежал холодок. Инстинктивно поглядел назад. Зульфат успел пересечь реку и присел рядом. Страшно до жути. Вдруг, там, позади, в угрожающе нахмуренном лесу кто-то есть? Поэтому затылком чувствуешь, чужой, настороженный взгляд? Идешь себе, природой любуешься, насвистываешь любимую мелодию, а за тобой крадутся с неизвестной и малопонятной целью.

Унтерменши оживленно зашептались.

– След случайно оставили, – сообщил Стрелок и показал на каменистые склоны. – Человек полез вверх и оступился, – бандит чуть пригнул гибкие ветви кустарника. – Видишь?

Руди молча кивнул. Кора на ветках содрана, белея подсыхающим соком. Неизвестный ухватился при падении и удержал равновесие.

– Кто это? – затаил дыхание Руди.

– Да кто угодно, – нахмурился бандит. – Тайга безжизненна только на первый взгляд, а погадить под кустиком сядешь, так непременно кто нибудь выйдет, поинтересуется чем занимаешься. Ушки держим на макушке.

Лес незаметно изменился, стал настороженным, злым. Вроде солнышко светило, птички поли, пчелы жужжали, а в темных зарослях скопилась опасная, поджидающая невнимательных путников тишина. Один человеческий след, а бандиты напряглись, сосредоточились, глаза под масками внимательные, цепкие.

Стрелок ушел вперед шагов на десять, ступая совершенно беззвучно и мягко, то и дело пригибаясь к земле и обшаривая каждый поворот незаметной с первого взгляда тропы. Заплывшие песчаные овраги уступили место пологим холмам, заросшим травой и молодым сосняком. Унтеры затеяли странный ритуал, постоянно меняясь местами, впереди то Стрелок, то Зульфат, причем у замыкающего куда больше работы, он постоянно настороже, пока передний роет носом землю, выискивая следы прошедших людей. Одному Рудольфу дела нет, гуляет и всего делов, ни забот, ни хлопот, будто отец несмышленого сынишку на прогулочку вывел, шишки пинать. Может букетик собрать или венок смастрячить для полного погружения в роль?

Солнце встало в зенит, очень хотелось пить, но попросить Рудольф постеснялся, хватая воздух ртом и облизывая пересохшие губы. Терры пару раз совещались, ползая на коленях и осматривая траву. Однажды даже вернулись назад и пошли в совершенно другую сторону. Уму непостижимо как они находят нужную дорогу посреди хаоса деревьев, сгнивших стволов, веток и зарослей черники. Сколько этому нужно учиться, годы, десятилетия, целую жизнь? Поэтому немцы боятся этих лесов, человеку, выросшему в городе или опрятной деревушке, где леса больше похожи на парки, здесь ловить нечего, это другой мир с иными законами выживания. Все накопленные ранее знания здесь бессильны. Новый телефон, модные шмотки, дорогая машина, большая зарплата здесь не спасут. Ты не прежний хозяин жизни, ты просто дичь для таких как Стрелок и Зульфат.

Все чаще стали попадаться каменные обломки, растрескавшиеся, заросшие белым мхом и желтым лишайником. Впереди показался узкий распадок, со скальными осыпями и корявыми, болезненными деревцами. Место на диво живописное и завораживающее неприхотливой, простенькой красотой.

Стрелок углубился в низкорослый, колючий кустарник и повел маленький отряд по самому краю. Несколько упавших деревьев образовали полукруглый завал и бандит остановился, подозрительно рассматривая окружающую чащобу. С земли нехотя вспорхнула стая наглых, отяжелевших ворон и Руди увидел лежащего пса. Крупная, лохматая собака из тех, что кишат в деревнях унтерменшей, поднимая сумасшедший лай и гоняясь за проезжающими машинами. Лапы окостенели и застыли в предсмертной судороге, бок расклеван птицами, кишки вытянуты наружу.

– Зачем собаку убить? – сморщился азиат. – Люди убивай можно, собака нельзя. Плохой шайтан тут ходить.