- Боже, Софи, - шепчу я, упав на ее обмякшее тело, так и не покинув его, не в силах пошевелиться.

- Анатолий, мне тяжело - говорит она, и перекатывается на бок.

- Знаешь, - задумчиво говорит Софья, разглядывая идеально ровный потолок - если бы меня спросили, как я хочу умереть, я бы ответила, вот так, от удовольствия, лежа в постели с тобой, чувствуя твои сильные руки на своей обнаженной коже, колючую твою небритость. Умереть от счастья, правда здорово?

- И, что же хорошего ты видишь в смерти, пусть даже от удовольствия? - удивляюсь я.

- Смерть - это освобождение - задумчиво отвечает на мой вопрос Софья - от боли, неприятностей, нелюбви. От черноты, заполняющей людские души, Анатолий. Я так думаю, так вижу.

- Да, Софи, ты права. Смерть - это освобождение. Освобождение от жизни, в которой помимо боли и неприятностей есть еще любовь, счастье, удовольствие, секс, в конце концов.

- Мне хорошо сейчас, и оспаривать твои доводы, я не буду. Жизнь, смерть - они обе бессмысленны, пока не поймешь, ради чего стоит жить или умирать. Главное понять это, найти смысл. Мать моя, так и не нашла, не поняла. Думала, что жить вечно будет, бездушие свое лелеяла, взращивала, словно ядовитый прекрасный цветок, считая, что неуязвима. Ты видел, какая удивленная маска застыла на ее лице? Интересно, успела она осознать приход « костлявой»? Она тоже мечтала, от удовольствия умереть.

- Нет, Софи, люди не видят ее приход, я так думаю. Чувствуют ее приближение, некоторые, но увидеть смерть, вряд ли кому удавалось - говорю я, всматриваясь в лицо своей любимой. Оно беспечно, не смотря на наш странный разговор.

- Не хочу больше философствовать - говорит Софья - хочу курить, рома и немножечко кофе.- Она легко, словно мотылек, соскальзывает с кровати и направляется в сторону кухни, наступая узкими маленькими ступнями, на разбросанную по полу одежду, сброшенную нами в порыве страсти. Я не могу отвести взгляд от изгиба длинной, белой ее шеи, тонкой линии позвоночника, не по девичьи, узких бедер. Она великолепна, она моя, и от чувства восторга стягивает грудь. Маленький, прекрасный мотылек, полностью затмивший своей красотой, мой бесцветный мир. Я слышу запахи доносящиеся из кухни. Не чувствую, не ощущаю, а именно слышу: тонкий, ванильный запах сигарилл, аромат рома, который, для меня, почему - то, пахнет лимонадом из детства, « Буратино» или «Дюшес», что то сладко - теплое, веселое и очень яркое. Крепкий кофейный запах, перебивает все остальные. Софья пьет черный, словно деготь, кофе, не признавая сахар и прочие глупости. Я уверен, что она сейчас сидит на стуле, подогнув под себя одну ногу, запивает ром крепким кофе и смотрит в окно. В такие моменты я жалею, что бог не дал мне таланта художника или скульптора, дающего возможность нести чудесную красоту любимой мною женщины, миру.

ГЛАВА 18