-Из полиции звонили, просят приехать на опознание. Софья, твоя мама...

- И, что с ней? - спрашиваю я, чувствуя, как мое сердце отпускает ледяная рука страха. - Анатолий, пойми. Эта женщина не интересует меня. Что там опять? Побои снимала, или очередной хахаль квартиру выставил? Мы это все проходили уже. Пусть сама разбирается со своими проблемами. Она, ведь, даже сюда приходила, пока ты на охоте был, денег требовала. Моя мать - человек без стыда и совести. И не пойду я никуда, сама пусть разбирается. И тебе советую - не лезь.

- Софья, она умерла. Ее убили. Собирайся дорогая.

- Как убили? Это что, какая то шутка, ее новое изобретение? - спрашиваю я, все еще не понимая смысла происходящего. Анатолий принес мою одежду, и сейчас, одевает меня, как маленькую, растерянную девочку.

- Я не поеду никуда - вдруг говорю я, вырываясь из рук Анатолия. - Кто она мне?

- Она твоя мать.

- Нет у меня матери, она давно для меня умерла. Хочется тебе, езжай, опознавай. Чего хочешь делай, а я не поеду. Не желаю.

- Нет, ты поедешь - твердо говорит Анатолий - опознание - это условность. Софья, твою мать убил ее сожитель, случайно, толкнул в порыве ссоры, она ударилась виском об угол стола и умерла, моментально. Он сам вызвал полицию, они так и нашли его, сидящим у ее тела.

- Ну, что сказать, жалко мужика, жизнь свою угробил - равнодушно говорю я. - От меня ты хочешь чего?

- Нужно похоронить ее Софи, по - человечески. Выполни свой дочерний долг, проводи ее в последний путь.

- Очень уж ты милосердный Анатоль - говорю я, с трудом справляясь с черным гневом, вихрящимся во мне. - Ты не видишь, не различаешь черного и белого, в своем желании быть хорошим и правильным. Не знаешь моей жизни, до тебя. Она не хоронила мою бабушку, свою мать. Чужие люди деньги собирали, гроб покупали, одевали мою бабулю, обмывали. Где была она в это время? С очередным своим увлечением кайф ловила. Вот и добилась своего, и умерла так же глупо и бестолково. Я не буду хоронить ее, об этом государство может позаботиться.

- Но, ведь, ты не она. Ты - это ты, поэтому и примешь верное решение. Я не могу настоять, заставить тебя, не имею на это морального права. Только, попрошу тебя Софья, останься собой. Не дай обиде ослепить тебя. Знаешь, милосердие никогда не считалось недостатком, его просто стало очень мало в этом мире, но это не означает, что оно мертво.

“Нет Толя, я такая же точно, как она” - думаю я - “ Грязная, неблагодарная сволочь, гадящая в руку и душу, любящему меня мужчине. Интересно, что скажет он, узнай о моей сделке с Олегом? Выгонит меня, кроя последними словами, как я того заслуживаю, или снова все мне простит. Разве можно быть таким бесхребетным, или дурацкая любовь застит ему глаза, мешая видеть реальность. В таком случае, я тысячекратная дрянь, не заслуживающая даже дышать рядом с ним.‘

- Хорошо, - наконец киваю я головой - я похороню ее. В конце - концов, именно эта женщина наградила меня гнусной, как венерическая болячка, жизнью, в которой я ничерта не понимаю. Ты странный, зачем тебе все это, как ты живешь то так?

- Я люблю тебя Софья, и не хочу, что бы ты жила с таким грузом на душе. Рано или поздно, сожаление о несделанном придет к тебе, но тогда уже ничего будет нельзя изменить.

На улице холодно, совсем не летняя погода. Ветер швыряет мне в лицо горсти холодных, дождливых капель, которые оседают на моих щеках невыплаканными слезами. Ноги не слушаются меня, не желают двигаться, против своей воли. Я не хочу видеть тело моей матери. Работник морга равнодушно откидывает, не первой свежести, простыню с лица моей матери, и я хватаюсь за плечо стоящего рядом, словно стена, Анатолия, боясь упасть. Мама, мамочка, она не похожа на себя, какой я помню ее, какой увидела ее в последний раз. Разве может эта застывшая, черная от гематом маска быть лицом красивой женщины? Воспоминания, словно ледяной душ обрушиваются на меня, стирая, смывая все обиды и ненависть. Вот она гладит меня, лежащую в постели с температурой, прохладной рукой. Она не спит, боясь оставить меня одну, даже на минуту. Вот, гордится, что я отличница - первоклашка. Вот, ведет меня за руку к зубному врачу, смеется и обещает приз, если я буду умницей. И еще миллион обрывочных, коротких мгновений, вычеркнутых мною из памяти, перечеркнутых ее холодностью и нелюбовью. Что с ней стало? Что с нами стало? Он был прав. Анатолий был прав. Я люблю ее, всегда любила, только вот не успела сказать ей об этом, теша свою гордыню, выгнав родную мать, отказав ей в помощи. Может, если бы я попросила Анатолия о тех проклятых деньгах, она была бы жива? Я не плачу, не могу, точнее плачу в себя, кричу, рву свою душу, все внутри. Словно окаменела. Держусь за руку Анатолия, крепко, что - бы не лишиться связи с землей.

- Плачь, Софья, плачь. Отпусти ее - говорит мне Анатолий, гладя рукой меня по голове. И я плачу, теплые слезы текут по моим щекам, очищая заскорузлую душу, разрушая стену нелюбви и непонимания. В машине тепло, его рука судорожно сжимает руль, так, что аж костяшки побелели. Он, все что у меня есть в этой жизни, что еще осталось, но и его я скоро потеряю, я знаю это на сто процентов.

Два дня, липких и тягучих, словно жеваная жвачка, вытягивают из меня последние силы. Анатолий взял на себя все тяготы и заботы по организации похорон, потому, что я не в состоянии даже двигаться, сижу, уставившись в одну точку. Никогда не представляла, что мне будет так тяжело потерять мою мать.

- Софья, поешь хотя бы - просит меня Анатолий и, словно больную, относит на руках в кухню и кормит с ложки манной кашей, которую я ненавижу с детства. Я машинально глотаю ее, не чувствуя вкуса, хотя, какой у каши вкус.

- Когда похороны? - спрашиваю я.