И они расстались у тяжёлой деревянной двери бабушкиного дома. Тоня до утра почти не уснула, боялась проспать автобус. Да и не спалось, как не спится девчонке после первого свидания. А оно, конечно, больше не повторится.
Утром тётка подняла рано, чтобы не опоздать. Сама провожать не стала, отправила Любашу. На остановке маячила одинокая фигура. Подойдя ближе, Тоня узнала Юрия:
– Ты что так рано?
– Да не спалось. Решил прийти пораньше воздухом подышать. А это тебе, возьми, – и он протянул ей небольшую коробочку.
Антонина не ожидала и обалдело уставилась на подарок.
– А это мне? Можно посмотреть? Ой, ручка! И перо позолоченное! Спасибо, Юра, я её всю жизнь хранить буду!
Последние минуты ожидания всегда тягостны. Все молчали. Любаша пыталась оставить их вдвоём, но Тоня её остановила:
– У нас секретов нет, не уходи!
Затянувшееся молчание прервал рокот мотора. Вот и трудяга-автобус. Любаша крепко расцеловала Тонечку и отошла. Антонина покраснела, обняла одной рукой Юру и дотронулась губами до его щеки, где красовалась большая чёрная родинка.
БЕСПОКОЙСТВО
Мужчина лежал как-то уж больно неестественно, подвернув ногу. Глаза были закрыты, кудрявые русые волосы растрепал ветер. Он лежал на порожках входа в” Медтехнику", свесив руки на землю. Опавшие кленовые листья шелестели рядом, как бы подчёркивая безжизненность грузного тела. Сколько он лежал так, я не знаю. А мимо проходили люди, качали головами, но подойти никто не решался. Молодая мамаша, указав на лежащего мужчину, сказала дочери, девочке семи-восьми:
–Видишь, валяется пьяный, до дому не дошёл, бедняга! Пойдем скорее отсюда!
Девочка возразила:
–А может, он больной? Может, ему плохо?
– Как же, таким плохо бывает! Это его семье, его детям плохо!
И они, отвернувшись, тоже прошли мимо.
Я с детства боюсь пьяных. Когда отец приходил подвыпившим, я сразу же пряталась под кровать и не выходила оттуда, пока мама, терпеливейшая из женщин, не укладывала его спать. Приходил он таким довольно часто. Но однажды мамы дома не было, отец пришёл сильно пьяным. Ругаясь и проклиная всё на свете, он вытащил меня за волосы из моего убежища и стал воспитывать.
Я не помню, что он говорил мне. Только на всю жизнь осталось во мне то брезгливое чувство, смешанное со страхом, которое внушал он мне своим видом. Глаза красные и навыкате, руки волосатые и липкие, на лице такое выражение, будто он меня никогда не видел, и я ему вовсе не дочь. Я вырвалась из его рук, хотела убежать и спрятаться, но он всё же поймал меня. А за то, что не хотела слушать его пьяные наставления, размахнулся и ударил по лицу.
Из носа брызнула кровь. Он испугался и выбежал из дому. А я, плача от боли и унижения, крикнула ему вслед:
– Ты не отец мне! Не нужен мне такой папка!