Однако возникли какие-то затруднения…
Юлия Нельская:
Время своего знакомства с Левитанским Елена Камбурова определяет как «начало 1970 года»: «Кинематограф» уже был передан в издательство.
«Мне хорошо запомнилась наша самая первая встреча, – вспоминает Е. Камбурова. – Ей предшествовал разговор с Окуджавой у него дома; на вопрос: нет ли у него новых песен? (у него тогда был период неписания) – последовал ответ: вам надо познакомиться с Юрой Левитанским»[156].
Писатель и правозащитник Зоя Крахмальникова, находившаяся в тот вечер среди гостей Булата Окуджавы, вызвалась их познакомить. Через несколько дней они встретились у станции метро «Белорусская», и в тот же вечер Левитанский вручил Елене Камбуровой и музыканту Ларисе Критской, работавшей тогда ее аккомпаниатором, пачку напечатанных на машинке стихотворений из книги «Кинематограф».
«Лариса схватила эти стихи, – продолжает Камбурова, – и написала к ним музыку, целый цикл, буквально шквал песен пошел. Одновременно с этим началось наше довольно тесное общение с Юрой»[157].
Общение переросло в дружбу. Одной из первых песен, написанных Л. Критской на стихи Левитанского, стала знаменитая «Собирались наскоро…» («Не поговорили»). Потом последовали «Воспоминания о шарманке», «Как показать осень», «Кинематограф» («Вступление в книгу») и другие. Они были созданы специально для Камбуровой в расчете на ее голос, на ее манеру исполнения и вошли в ее репертуар на долгие годы; некоторые из них певица исполняет и сегодня. Сейчас многие авторы пишут и поют песни на стихи Левитанского, но первыми были Камбурова и Критская.
14 сентября 1970 года, сразу после выхода в свет «Кинематографа», Юлия Нельская запишет в дневнике:
Песни на стихи Левитанского начали распространяться по всей стране.
Книга «Кинематограф» – особенная; некоторые критики даже называли ее «поэмой». И все же – это не поэма, а книга стихов, но структура ее очерчена столь точно и строго, что за всем этим странным переплетением фрагментов сценария, воспоминаний и снов и впрямь проглядывает некое подобие сюжета.
О загадке новой книги Левитанского заговорили всерьез.
Одним из первых ее пытался разрешить критик Владимир Огнев.
«Если раньше, – писал он, – в давних стихах Ю. Левитанского, малое и великое существовало отдельно, потом, порою, в противопоставлении, в страдательной симпатии к малому, – в «Кинематографе» диалектика слабости и силы, величия и скромности, одной боли и общей боли и радости доведена в лучших стихотворениях-фрагментах до поэзии откровения, до искреннейшей исповеди человека XX века, пораженного как силой своей, так и слабостью»[158].
О принципах своей работы еще в 70-е годы расскажет и сам Левитанский.
«В этом смысле, – говорил поэт, – стихи пишу без карандаша и бумаги, и так, насколько мне известно, происходит с большинством поэтов, а процесс писания как таковой – записывание, переписывание, вымарывание, поиски нужного слова – это уже потом. Так пришла однажды неведомо откуда и строка – “Жизнь моя, кинематограф, черно-белое кино!”, а потом повела за собой и все стихотворение, ставшее вступлением в книгу, да и весь замысел книги “Кинематограф” начался, вероятно, оттуда.