«Все форестьеры, делающие мне честь смотреть эти башни, предполагают, что насчет их существуешь какая-нибудь легенда… Я же положительно могу уверить вас, что легенды нет никакой, а названия: Maschio и Femmina производят оттого, что – как сами вы можете заметить (и он указал мне на «Женщину») – она несколько ниже первой». Я очень недовольный оглянулся и увидел, что чичероне прав: она приземистей и форма ее мягче и круглее, чем Maschio. Легенды не было!

По коридорам и на двориках гуляли заключенные в красных куртках, таких же панталонах и шапочках. «У нас есть еще и желтые», – говорил мне усатый тюремщик с одной стороны, пока с другой истинный чичероне очень обстоятельно сообщал мне историю каждого камня, со всеми возможными подробностями. Сообщения унтер-офицера были гораздо интереснее; он познакомил меня с некоторыми из красных, которые все вообще были очень приветливы и любезны. Пенитенциарная система в Тоскане, – в остальной Италии она еще не заведена, – значительно переменилась. Квакерского в ней осталось только то, что заключенным бреют усы и бороду, и это делает их очень похожими на здешних попов, так как благодаря хорошему содержание, у всех их довольно круглые физиономии. Красные живут здесь только на время, желтые на всю жизнь. Красные обыкновенно работают по нескольку человек вместе, а только спят по одному, в маленьких кельях, вдоль длинных коридоров. Они разделены по ремеслам, и плотникам, кузнецам и столярам всех лучше житье; работают они всегда в большом обществе, в нарочно устроенных для этого мастерских. Желтых держат поодиночке и по большей части они не имеют между собою никаких сообщений. При их кельях маленький дворик, шагов пять квадратных, отгороженный со всех сторон каменной оградой: они видят только часовых, бродящих на высокой площадке крепости… В Вольтерре нет регулярного войска, все военные посты заняты национальной гвардией. Меня поразило сперва то, что почтенные здешние воины-буржуа не имеют свойственного им в других местах воинственного вида. Усатый вахмистр, истинный профессор во многих науках, объяснил мне и это.

Оказалось, что они вовсе не были буржуа, а контадины из окрестных деревень, которых отправляют в Вольтерру для обучения военному ремеслу. Во всё время пребывания их в городе, им выдают по 1 фр. 4 сайт, в день, чем они вовсе недовольны, так как за эти деньги работника в рабочую пору нанять нельзя, а между тем у них отнимается право жаловаться на свою горькую участь… Усатый вахмистр весь начинен самыми разнообразными познаниями; он делал кампанию 48 года, то есть отправился из Вольтерры в Ливорно, а оттуда во Флоренцию, где спокойно дождался прибытия немцев. Он недоволен всем в настоящее время, а всего более пьемонтцем-директором.

«Это деспотическая душа, уверяю вас», – говорил он мне таинственным шепотом, – «сам префект перед ним ходит по струнке. А уж с нами что он делает, и… Вот скажу я вам, например, о себе. Ну, да что о себе. А вот о заключенных!.. Прежде всем им выдавалось вино пять раз в неделю; приказал выдавать каждый день, но только тем из них, которые хорошо работают!.. Из этого что вышло? Раздаем вино уж не мы, а capimaestri[243]. Да ведь это незаконно, а главное – равенства нет. А ему подите, скажите. “Здесь, говорит, распоряжаюсь я!” Да так еще кулаком по столу хлопнет, что окна задрожат. Разве делаются такие дела в конституционном государстве!»

– Отсюда, изволите видеть, – толковал мне между тем чичероне, – через этот подъемный мост войдем мы в башню, где тюрьма Лоренцо Лоренцини, в которую запирали еще политических преступников!..

– Во времена последнего великого герцога, – перебивал унтер-офицер.

– Когда, наконец, Леопольд… – продолжал с неудовольствием чичероне.

– Вход в нее прежде был с третьего этажа, – продолжал унтер-офицер.

– По узенькой и крутой лестнице… Эффект был потрясающий…

– Страшно было ходить…

И таким образом, в запуски, как Добчинский и Бобчинский, рассказывали они мне всевозможные подробности о тюрьме, о великих герцогах, о Лоренцо Лоренцини[244], которого Франческо Медичи запер в эту тюрьму за то, что он переносил любовные записочки от своего брата к его жене. Лоренцо Лоренцини просидел в этой тюрьме, прикованный на цепь, как собака, с лишком 11 лет, протер своими ногами дорожку на каменном полу, и с горя сочинил трактат о конических сечениях, которого рукопись и теперь еще хранится во Флоренции, в Мальябекьянской библиотеке[245]. Тюрьма Лоренцини, маленькая, круглая и совершенно темная, занимает самый центр башни. По обеим ее сторонам два низенькие, узкие, сырые коридоры, извивающиеся дугами по обеим ее сторонам; коридоры, которые называют тюрьмами двух сестер. А, так вот она наконец, желаемая: