Сестра обещала, если сир Крёз захочет прийти к нам еще раз или пригласит с ответным визитом, полукровка не отправится к свиньям. Нас только что пригласили. Значит, он в безопасности?

Как только экипаж скрывается из виду, отчим разворачивается ко мне. Лицо его искажается в страшную, гневную маску, и он орет, потрясая кулаками у меня перед носом:

— Ты еще здесь?! Иди лечи его, своего никчемного женишка! Если он умрет, клянусь самим Мехксином, я тебя сотру в порошок! В пыль! Запру в подвал на ближайший год! Да ты понимаешь, что ты со мной только что сделала? Зарезала без ножа, опозорила на весь двор! Мой будущий зять — слуга, полукровка… О боги… Полукровка!

Отголоски его последних воплей едва доносятся до ушей. После первых же его криков опрометью бросаюсь во двор. Всего минута — и я уже рядом с Хродгейром.

Тереблю его, зову по имени, но он никак не реагирует на мои слова. Мышцы обмякли. Он горячий и весь мокрый от пота. В таком пекле, как сейчас удивительно, что он все еще жив!

Ножом для сбора растений, который всегда таскаю с собой в кармане, разрезаю толстые путы на запястьях, и не успеваю его удержать, как раненый мешком валится на землю.

В нашем замке все болеют там же, где и спят. В мужской половине слуги ночуют на соломенных матрасах, где, по слухам водятся крысы. На здоровых мужчин они не нападут, а вот тяжело раненого могут сожрать в один присест.

Значит, полукровку следует отнести на кухню. Днем там прохладно, ночью печка обогревает помещение, а главное, Ингвер давно извела там всю живность.

Только как его перенести? Верчу головой по сторонам, вижу двух проходящих мимо слуг. Оба не старые и довольно крепкие на вид, поэтому обращаюсь к ним за помощью. Не помогут ли уважаемые сиры перенести их раненого коллегу в более подходящее место?

Они чешут лбы, переминаются на месте и тот, что повыше, вдруг гундосит:

— То хозяин велел али юная госпожа самовольничать изволит?

Их сомнения в моем авторитете в другое время меня бы задели, но сейчас не до этого. Уверяю их, что такова воля хозяина, и вскоре Хродгейр уже лежит на кухонном сене, в прохладе.

Первым делом раненого необходимо напоить. На спину его не повернуть из-за глубоких повреждений, поэтому перекатываю его на бок, тяжелую голову укладываю к себе на колени и кое-как, по ложечке вливаю в рот воды. Большая часть проливается мимо, но кое-что заходит внутрь. Он сглатывает снова и снова.

Худо-бедно напоив больного, набираю в колодце ведро воды и приволакиваю на кухню под удивленные взгляды служанок. Горсть лечебных трав бросаю в ведро и кипячу воду на огне.

Одно из своих старых платьев пускаю на тряпки. Если продолжу в том же духе, у меня скоро не уцелеет никакой одежды, даже нищенской. Придется снова идти на поклон к отчиму, но думать об этом нет никакого желания.

От мази, нанесенной несколько часов назад, на ранах ничего не осталось. Впрочем, свою задачу она уже выполнила, замедлив воспалительный процесс. В нынешней ситуации это самое главное.

Пока промываю раны остывшим травяным отваром, попадаю водой на широкие плечи. Заодно и их вытираю тряпкой. От моих манипуляций кожа очищается от голубовато-серого слоя грязи, и на бронзовом кусочке тела отчетливо начинает выделяться татуировка. Круглое светило с исходящими из него восемью лучами.

Интересно, что символизирует этот знак? Жизненную силу, быть может?

После промывки засыпаю раны лечебным порошком, снова одолженным у Ингвер. Дыхание у полукровки выравнивается — это видно по равномерно вздымающимся буграм мышц.

Меня охватывает непередаваемое облегчение. Если до сих пор Хродгейр не умер, каким-то чудом зацепившись за жизнь, значит, он обязательно выздоровеет!